Спец интернаты для трудновоспитуемых детей. Девиантное поведение - это регулярное разрушение совместной деятельности

Что будет, если объединить школу для умственно отсталых детей с математической гимназией? Или влить учащихся с асоциальным поведением в пансион благородных девиц? Правильно, ничего хорошего! Причем, для обеих сторон. Между тем, именно таким путем двинулась система образования Москвы.

Шестиклассницу Настю из Северного Медведково избили прямо у ворот школы. Один одноклассник — Никита — бил кулаками в лицо, ногами — в живот. Другой снимал все на мобильник. А позже сокрушался, что не сразу включил технику и «самое интересное не записал: нечего даже было выложить в интернет».

— Мальчик-беда, — говорят про Никиту педагоги. Казалось бы, из благополучной семьи, а сам хамит, хулиганит, ругается, дерется, плевать хотел как на родителей, так и на учителей. И с каждым годом становится все опасней. Настя, вот, попала в больницу: ее мучают головные боли, из носа идет кровь, лицо долго не заживало. А что станется со следующей жертвой? Навсегда останется инвалидом? Получит травму, несовместимую с жизнью?

До сих пор этого удавалось избежать: ребят с повышенной, немотивированной агрессивностью (в просторечии — хулиганов, а по науке — детей с девиантным поведением) переводили в особые средние учебные заведения. И тем самым решали срезу две задачи: и самих их худо-бедно учили, и других ребят защищали. Но всему хорошему в этой жизни приходит конец. Вот и столичные школы для детей с девиантным поведением с этого года стали сливаться с учебными заведениями для обычных детей, а то и закрываться вовсе.

Республика ШКИД

Те, кто считают школу для детей с девиантным поведением предбанником тюрьмы, сильно ошибаются. Здесь не карают, а лечат и учат. Причем, не только предметам школьной программы, но вещам, очевидным для обычных школьников. Например, что такое суп, и как есть его ложкой — потому что среди воспитанников таких школ есть такие, кому никогда не давали супа дома.

Эта многогранная работа называется общей социализацией и требует колоссального, неустанного труда. И безразмерного рабочего дня — оттого-то школы для детей с девиантным поведением всегда были школами полного дня.

— С утра уроки,— рассказала психолог бывшей такой школы №7 Северо-Западного округа Москвы Мария Челнокова. — Классные комнаты в нашем здании расположены на 3-4-м этажах. Но классы, в отличие от обычных школ, маленькие: в 6-м классе 5 учеников, в 8-м — 13, два девятых класса — 10 и 11 человек. И это полностью соответствует Положению об образовательных учреждениях нашего типа: в классах не более 10-12 человек.

После уроков жизнь в школе не прекращается, а лишь перемещается на 2-й этаж. Это — царство социально-психологической терапии: 30 минут в день занятия с психологом; 30 минут — с логопедом и дефектологом; еще 30 минут — занятия по социализации. Затем настает время школьных кружков: творческих, интернет-, спортивных. Есть свой психологический киноклуб: на фрагментах кинофильмов там разбираются разные жизненные ситуации и поведение героев фильма. Особенно же, радуется Мария Челнокова, популярен компьютерный класс (работа в нем, разумеется, идет под постоянным присмотром педагогов за контентом):

— Ребята делают интернет-проекты: свое кино или скажем, виртуальное озеленение школьного двора. Можно на 2-м этаже и сделать уроки на завтра. Или прилечь на мягкий диванчик в кабинете воспитателя — это ведь так приятно после целого дня сидения партой! И тут же выпить чая со своим воспитателем.

Вся система была нацелена на то, чтобы воспитанники таких школ обзавелись навыками жизни в обществе. И это постепенно происходило: свидетельство тому — стеклянные витрины в фойе школы, битком набитые спортивными наградами ребят. Или расписанные ими стены рекреаций и лестничных площадок. Или фотовыставка «Мои любимые животные».

Теперь все это может остаться в прошлом. Ведь на 67 воспитанников школы №7 к началу учебного года приходилось 45 учителей и сопровождающих педагогов-воспитателей. А это стоит денег: бюджетное финансирование на одного ребенка в спецшколах такого типа — 750 тыс. рублей в год против 123 тыс. рублей в обычных школах (да и то только для старшеклассников: в началке норматив еще ниже). И город, чтобы сэкономить, стал сливать малокомплектные «девиантные» школы с обычными, а то и закрывать их вовсе.

Средний общеобразовательный холдинг № 2077

Слияние столичных школ в многотысячные «холдинги» — общая тенденция дня. Родители — в ужасе. Директора жалуются на неуправляемость формирующихся конгломератов. Но закрытие или слияние школ для девиантов с обычными детьми кажется перебором даже на этом фоне.

Вот и упомянутую школу №7 слили еще с четырьмя школами Северо-Западного округа. В том числе, с тремя общеобразовательными и еще с одной для умственно отсталых детей 8 типа (крайняя степень). Воистину, скрещение ежа с ужом: с одной стороны, полный набор общеобразовательных классов с четырьмя одиннадцатыми (физико-математический, социально-гуманитарный, медико-биологический и общеобразовательный), с другой — классы девиантных и умственно-отсталых детей. И активное перемешивание одних с другими.

Потерь, ясное дело, не счесть. Прежде всего, поделилась недавно назначенная директором объединенной школы №2077 Ирина Сивцова, «нынешний уровень финансирования, равно как и соотношение детей и педагогов теперь вряд ли удастся сохранить». Та же судьба, не сомневается она, ждет здание, где располагалась школа №7: «Скорее всего, и его у нас не будет: здесь на 4,5 тыс. кв м находятся 67 детей, а рядом в таком же — 600». Так что, прощайте диванчики и чаи с педагогами! А заодно прощайте и сами педагоги: отцам города нынче не до вас!

Пока, правда, все стоят на своих местах. Реальное слияние, дали понять в бывшей школе №7, «пойдет только со следующего учебного года: текущий нам дали на адаптацию». Но уж тогда жажахнет, так жажахнет.

В объединенной школе, рассказала Ирина Сивцова, будут «определять судьбу каждого девиантного ребенка индивидуально. Сохранных мы отправим в обычные классы. А самых проблемных объединим в особые классы, которые будут заниматься отдельно, но где-то поблизости от остальных детей. Резерваций для особых детей на какой-то отгороженной от остальных территории не будет!»

Такой подход, по словам нового директора, пойдет на пользу девиантным детям (о том, как при сокращении штата педагогов он скажется на остальных, и особенно, на беззащитных детях с умственными отклонениями, она не упомянула). Тем не менее, признала она, в данном вопросе «необходим баланс, золотая середина между экономикой и педагогикой в образовании. Сейчас, к сожалению, крен в сторону экономики». Так думают и в Мосгордуме.

Школа жизни усложненного типа

— До недавнего времени в Москве было 11 школ для детей с девиантным поведением: по одной в каждом административном округе плюс спецшкола закрытого типа «Шанс» для несовершеннолетних, которые уже совершили преступление, подпадающее под Уголовный кодекс,— рассказал член комиссии по образованию и делам молодежи Московской городской Думы Вячеслав Сивко. — Там с этими ребятами работали специально подготовленные учителя и психологи. И это давало им возможность получить среднее образование, а затем, отслужив в армии, начать работать, а то и учиться дальше.

Важно и другое: «девиантные» школы открывали не наобум Лазаря. По многолетним наблюдениям, число детей, которых из-за неадекватного поведения общество вынуждено учить отдельно, держится примерно на одном уровне: на начало учебного года в каждой из спецшкол оказывается по 60-80 человек, а в течение года по направлениям приходят еще 20-30. «Уменьшения этого числа,— по словам депутата,— не наблюдается: контингент каждого учебного заведения для детей с девиантным поведением в 80-100 человек сохраняется на том же уровне из года в год». Казалось бы, вывод очевиден: школы данного профиля должны работать в Москве постоянно — без этого не обеспечить прав ни обычных, ни особых детей. Но они почему-то стали закрываться. Или в лучшем случае сливаться с другими.

— Вначале, — рассказывает Вячеслав Сивко, — была ликвидирована школа №5 в Южном административном округе. И это была лишь первая ласточка: следом закрыли школу №3 в Юго-Западном округе. А затем приняли решение о слиянии школы №7 в Северо-Западном округе сразу с четырьмя средними учебными заведениями. И вот итог: в сентябре этого года ученик 5-го класса одной из школ Северного Бутово нанес телесные повреждения другим школьникам. Родители требуют привлечь виновного к уголовной ответственности и убрать из школы. Он и в самом деле слишком агрессивен, чтобы учиться с обычными детьми. Но куда его девать? Мальчишка-то должен где-то учиться, получить образование. А специальная школа в Юго-Западном округе закрыта. Как быть? Непонятно.

Непонятно и другое: кто и почему принял решение о закрытии особых школ «для детей с общественно-опасным поведением и нуждающихся в особых условиях воспитания и требующих специального педагогического подхода». Закон? Но ст. 22 проекта нового закона «Об образовании в Российской Федерации» прямо предусматривает их наличие. Год назад решение «не допускать ликвидации или перепрофилирования специальных учебно-воспитательных учреждений для детей и подростков с девиантным поведением» приняла и Московская городская Межведомственная комиссия по делам несовершеннолетних и защите их прав. Но по чьим-то указаниям систему школ этого типа уничтожают. А школу общеобразовательную готовят к приему «девиантного» контингента.

Правда, по официальной версии, исчезновение спецшкол считается «инициативой снизу»: во всяком случае, ни одного прямого распоряжения московского правительства или Департамента образования на этот счет нет. Однако гонения на спецшколы уж больно соответствуют курсу властей на экономичность школы (рентабельными считаются такие, где числится не менее 450-500 детей). А это настораживает.

— Мосгордума крайне озабочена сложившейся ситуацией, — обрисовал ситуацию Вячеслав Сивко. — Нарушение решения Межведомственной комиссии по сохранению спецшкол этого типа вызывает тревогу: выходит, на каком-то уровне вместо принятых решений принимаются другие. Между тем, такие школы нужны как минимум по одной на округ! Никто не спорит: мы должны думать о бюджете города. Но без его средств мы никак не обойдемся. С такими детьми должны работать специалисты, и с этой проблемой, пока не поздно, надо разобраться. Этим на ближайшем заседании, по нашему решению, и займется комиссия Мосгордумы по образованию и молодежной политике.

рассказывает о девиантных детях и их положении в контексте реформирования образования. Николай Русланович почти 10 лет руководил Экспериментальным комплексом социальной помощи детям и подросткам - образовательным учреждением для «трудных» детей. Сейчас этого учреждения нет, как нет и многих других специальных школ для детей с девиантным поведением.

Сейчас я работаю школьным психологом, я педагог-психолог. Чаще всего приходят родители учеников начальной школы. Их основная проблема - низкая педагогическая компетентность. Их дети пришли в школу, а школьным требованиям, в общем, достаточно мягким, далеко не всегда соответствуют. И тут начинаются срывы, начинается недопонимание. Приходят родители, спрашивают: а что тут делается? А делается не «тут», а в семье: выясняется, что мама всю жизнь всё делала за ребенка. Не мама ему должна собирать рюкзак, а он сам должен положить учебники. Это мера ответственности школьника, которая с возрастом должна расширяться.

Какие дети считаются девиантными?

Как правило, девиантными детьми называют тех, которые нарушают общепринятые нормы. Он разбил стекло в школе, нагрубил Марь Иванне и всё - хулиган, девиантный . И в этом смысле совершенно не важно, что мяч влетел в окно случайно, а учительница такого наговорила про него и его семью, чего нормальный человек выдержать не может.

Во-первых, непонятно, какое поведение ненормально, и какие нормы поведения существуют. Обидеться - это нормально, с моей точки зрения, человек обижающийся - нормальный. Если ты эмоционально глухой, эмоционально тупой, и с тобой можно делать все что угодно, это нормально? Я думаю, что не очень.

Давайте договоримся о понятиях: есть норма статистическая, а есть социальная, ее тоже можно посчитать через математику, но это не совсем верно, не совсем так. Эти нормы имеют разную природу, они по существу разные.

Жёстких социальных норм не существует. Нормы, на самом деле, плавающие, они меняются: от десятилетия к десятилетию, от семье к семье, от культуры к культуре. А мы говорим о норме как о том, что есть на всех уровнях, от рождения мира и до второго пришествия. Ничего подобного.

Второй момент: случаи нарушения социальных норм скорее относятся к области этики. И сами философы, люди, которые занимаются этикой, не понимают, что делать с понятием нормы, и спускают этот вопрос «на тормозах». Чем более социально разнообразным оказывается мир, тем меньше оснований говорить об абсолютной норме.

В отечественной психологической науке принято понятие «совместная деятельность». Человеческая деятельность вообще и совместная деятельность какой-то группы людей в частности. Я говорю, что девиантным надо считать того человека, который регулярно разрушает совместную деятельность в том коллективе, к которому относится сам. Не случайно разбитое стекло, не прогул урока, а регулярное разрушение совместной деятельности - это и есть девиантное поведение.

Как дети становятся девиантами?

Категория деятельности тесно связана со множеством других психологических категорий и понятий: например, с понятием цели действия, с понятием способов выполнения деятельности; с мотивами деятельности. И в этом смысле становится более понятным: если человек не владеет способами совместной деятельности, если он разрушитель, потому что он не умеет , то моя задача как психолога заключается в том, чтобы его научить. Так вот, дети в силу малости своего жизненного опыта часто плохо ориентируются в мотивах совместной деятельности, её целях и способах.

Кстати, девиантами оказываются не только дети, но и многие взрослые. Не так давно консультировал одну учительницу. У неё проблемы с родителями, потому что она не улыбается. Она не умеет взаимодействовать так, чтобы было видно, что она доброжелательна. Она хороший человек, но манера ее поведения разрушает совместную деятельность - её с родителями и с учениками. В этом случае надо просто подсказать.

Бывают случаи - они довольно редкие и не совсем для школы, но, тем не менее, - когда темп деятельности человека, ребёнка категорически не совпадает со средним темпом деятельности всего класса. На моей памяти было такое, когда ребенку для того, чтобы вынести суждение о том, что же это такое, нужно минут 5. У учителя в классе 30 человек, и он не может позволить ученику так долго думать. Более того, своим молчанием и мычанием тот срывает урок, то есть, он разрушает совместную деятельность учителя и класса. Я видел такого ребенка, вообще это производит тяжелое впечатление. Я потом специально посмотрел качество его работы - все нормально. Это совершенно другой случай разрушения совместной деятельности, и здесь для психолога есть тоже своя работа. Например, договориться с учителями, что они не будут его спрашивать устно, а только письменно. Они сажают его за первую парту, и он выполняет работу.

Но самая главная причина, всё-таки, в том, что дети приносят в школу из своей семейной, в том числе и дошкольной, жизни неумение и нежелание взаимодействовать с другими людьми из-за своего эгоизма, искажённой системы ценностей, категорической невоспитанности.

А физиология за этим стоит?

Да, конечно. Точнее, физиология высшей нервной деятельности. Дальше я не знаю - я не нейропсихолог.

« Кстати, девиантами оказываются не только дети, но и многие взрослые» .

Просто психология разная - есть психология философская, есть психология естественнонаучная. И я занимаюсь первой.

Дети с девиантным поведением - это не дети с диагнозом?

По-разному. По статистике, риск девиантного поведения многократно возрастает тогда, когда у детей снижен психофизиологический потенциал (истощаемость, утомляемость, неспособность концентрировать внимание, сниженная произвольность поведения), и одновременно их семьи не очень педагогически компетентны. Я сейчас не говорю о детях с проблемами психического здоровья - это отдельная тема. Дети, которые имеют проблемы с психикой, например, пограничные состояния, скорее будут демонстрировать девиантное, разрушающее поведение, чем дети более стрессоустойчивые. Это зависит от физиологии, и это все достаточно сложно.

А вообще педагогически компетентных семей много?

Да, конечно, и их большинство. Очень хочется верить, что нормальных родителей, любящих своих детей и одновременно требовательных, гораздо больше. Понятно, что профессиональных педагогов среди мам и пап не очень много, но это не гарантирует отсутствие семейных проблем. Самое время вспомнить про Антона Семеновича Макаренко, великого педагога, в семье которого были свои проблемы. (Советский педагог и писатель А. С. Макаренко в 20-е годы руководил созданной им детской трудовой колонией под Полтавой, затем детской трудовой коммуной им. Дзержинского и колонией им. Горького под Киевом. Самое известное произведение - «Педагогическая поэма», взгляды на воспитание в семье изложены в «Книге для родителей» - Полит.ру).

Ребенок, которого постоянно бьют, либо плачет, либо кусается. Он песенок не поёт, он смотрит на мир как на то место, где всегда больно и страшно. Отсюда устойчивые агрессивно-оборонительные реакции. У него нет сил противостоять миру и принимать бодро-весело все, что на него сваливается.

« По статистике, риск девиантного поведения возрастает, когда у детей снижен психофизиологический потенциал (истощаемость, утомляемость, неспособность концентрировать внимание, сниженная произвольность поведения), и одновременно их семьи не очень педагогически компетентны»

Как ребенок попадает в спецшколу - его выгоняют из обычной?

Всё не так просто. В Экспериментальный комплекс мы принимали всех, кто говорил, что он в этом нуждается. Да, среди них было большое число детей, состоявших на учете в органах внутренних дел, некоторое число детей, уже совершивших правонарушение, оставленных на свободе. В нашей школе было 90% совершенных двоечников. Их из своих школ не выгоняли, но понемножку «выдавливали». Ведь девианты же.

Спецшколы, которые открывались позже, уже принимали детей только по постановлению комиссии по делам несовершеннолетних по факту свершения ими правонарушения или другого противоправного действия - и вот тогда, сынок, мы тебя запишем. А когда школьный работник говорит, что ребёнок нуждается в особых условиях, и при этом не стоит на учёте, - его в спецшколу отправить нельзя.

Повторю, девиантными скорее становятся те дети, родители которых не обеспечивают воспитание. Этим родителям всё равно? Не всем, многие переживают по этому поводу. А дети всё равно недовоспитаны. На самом деле они просто несчастные дети, но они об этом не знают. Они дерутся, потому что загнаны в угол. Есть злодеи среди детей - их очень мало, и я с ними встречался. Настоящих злодеев среди детей, даже совершающих правонарушение, очень немного, остальные - это по разным обстоятельствам уже поломанные, и совершающие «неправильные» поступки далеко не всегда со зла.

Так что я бы не стал говорить про детей-девиантов как про потенциальных преступников, скорее - как про детей, которые не умеют себя вести в семье и в обществе. И, соответственно, они разрушают общество. Нужно их подобрать и научить.

А как их нужно учить?

Обычно, как в массовой школе, только в каждом классе не должно быть больше 10 человек: никакой, даже самый талантливый учитель, за большим количеством таких особенных детей не уследит, и их не организует.

Но важнее не уроки, а то, что после уроков.

Давным-давно я получил 5 совершенно расстрельных выговоров за неправильную работу - например, мы организовали начальную школу для детей среднего и старшего школьного возраста. Нам говорили: нет, таких детей в Москве нет, вы транжирите государственные деньги. Это было в начале 90-х. И я получаю выговор за то, что куда-то дел деньги.

Второй выговор я получил за то, что в нашем Экспериментальном комплексе был телефон доверия для детей. Первый детский телефон доверия был у нас. Спасибо М.О. Дубровской - это она его организовала. Нам говорили: «Что за бред! В школе должны учить математике, русскому языку и литературе. Деньги потратили, взяли телефонистов на работу».

Третий выговор я получил за то, что талантливейший педагог С.А. Левин организовал Центр постинтернатной адаптации. Потому что половина выпускников интернатов либо идут на правонарушения, либо становятся жертвами преступлений - это по статистике. Меня спрашивают: «Где твои сотрудники?» - «Ездят по интернатам, по детям, курируют, оказывают помощь» - «То есть, они на работу не ходят?» - «Не ходят». Ну, тогда получи.

А потом, правда, за всё то же самое я получаю Государственную премию. Но это было потом. Вот эта ненормальность ситуации - когда я не могу сделать то, что считаю нужным, и я всегда виноват - буквально вяжет по рукам и ногам любого нормального директора любого учебного заведения.

А что же теперь?

А теперь Экспериментального комплекса социальной помощи детям и подросткам Московского департамента образования уже давно не существует, как не существует и большинства организованных в 2002-2003 годах специальных школ для детей с девиантным поведением. Кому-то показалось, что слишком дорого их содержать, и что инклюзия (какое волшебное слово!) решит все проблемы. Но не решит же, и девиантные подростки будут по-прежнему разрушать совместную учебную деятельность в стенах массовых общеобразовательных школ, и никакая экономия денежных средств не спасёт. Но до осознания этого факта большому начальству надо дожить.

«Шанс» - единственная московская школа для подростков, осужденных по уголовным статьям. Пять дней в неделю дети живут и учатся в школе - на выходные их отпускают домой. Сейчас там находятся ученики, осужденные за кражи, грабежи, сбыт наркотиков и убийство. The Village хотел подготовить материал об этом учебном заведении ко всеобщему выпускному 11-классников, однако получить разрешение на общение с учениками не удалось. Через месяц сотрудник «Шанса», пожелавший остаться анонимным, обратился к редакции по другому поводу. Он сообщил, что в последнее время в заведении беспорядки. Два ученика держат в страхе остальных детей, избивают их и вымогают деньги. Сотрудники заведения и родители учеников знают о ситуации, но молчат - агрессоры угрожают им насилием и ссылаются на связи в департаменте соцзащиты. Проблемой уже занялся Следственный комитет и Совет по правам человека, но все держится в секрете.

The Village разобрался в том, как устроены закрытые школы для криминальных подростков и почему эта ситуация стала возможной.

«Пахан Миша Алексеев»

В июне четыре сотрудника школы «Шанс» написали коллективное письмо, которое называется «Крик о помощи!» (имеется в распоряжении редакции). В нем утверждается, что новый директор «Шанса» Кирилл Кубарев редко бывает в здании, а «фактически школой руководит один из несовершеннолетних учеников». Михаил Алексеев (имя изменено. - Прим. ред.) вместе с другим учеником Андреем Карпиным (имя изменено. - Прим. ред.) избивают других детей и вымогают деньги.

Специалист «Шанса», недавно уволившийся из заведения, говорит, что Алексеев - «очень озлобленный мальчик, который может кого угодно послать, унизить и оскорбить». По его словам, подросток стал лидером коллектива после выпускного в июне, когда школу покинули старшие ребята. Самому Алексееву меньше 18 лет, он учится в «Шансе» с 2015 года. По какой статье он туда попал, не сообщается, но известно, что скоро его должны освободить по УДО. Его пособника - Карпина - бывший сотрудник описывает как неплохого мальчика, который попал под влияние Алексеева: «В закрытой школе тебе некуда деваться: ты либо под Алексеевым, либо против него и получаешь. Тем более Карпин в последнее время жил с ним в одной комнате».

В школе закрытого типа могут учиться только мальчики в возрасте от 11 до 18 лет, здесь можно находиться не меньше года и не больше трех лет. Сейчас в школе учатся 14 детей. Больше просто не поместится: территория школы - это небольшое двухэтажное здание и 300 квадратных метров двора. Возможно, поэтому подростки учатся в другом здании во вторую смену. Их вывозят на автобусе в 196-ю школу на соседней улице. Там они учатся по три-четыре человека в классе.

Всех учеников отпускают к семье на выходные, и, если, вернувшись, они не принесут Алексееву и Карпину подарки или деньги, их изобьют. Например, чтобы «пахан» разрешил пользоваться мобильными телефонами, учащиеся платят ему по тысяче рублей. «На выпускном сын подошел ко мне и попросил, чтобы я дала ему в долг, иначе ему капец», - говорит Елена, мама одного из учеников (имя изменено по просьбе героини. - Прим. ред. ). С марта по июнь Елена регулярно переводит Алексееву и Карпину деньги, чтобы ее сына оставили в покое. Всего она отдала им уже больше 10 тысяч рублей.

По словам Елены, за последние три месяца 12 учеников школы получили 17 тяжелых травм. Другой источник The Village говорит о 15 травмах за это время и рассказывает о двух наиболее заметных: «Ярцев Михаил (имена учеников изменены. - Прим. ред.) , 17 лет, - разбили барабанную перепонку и нанесли множество травм. Казаков Роман, 16 лет, - сломали кости черепа и нос. Нужна операция. Оба лежали в Морозовской больнице».

Бывший работник отделения реинтеграции в «Шансе» говорит, что все 12 подростков боялись Алексеева: «Он мог даже ничего не говорить, просто входил в комнату, и состояние ребят сразу менялось. Я слышала, что два мальчика были в больнице, но не в курсе деталей - я тогда уже уволилась». Специалист неоднократно видела на подростках синяки.

Поговорить с учениками школы изданию не удалось. Дети не обсуждают происходящее даже со своими родителями. Сотрудники школы говорят, что ученики не жалуются, потому что «у этих ребят свои понятия» и так не принято. «Ребята говорят, что ударились об холодильник или упали с двухъярусной кровати. Но так ведь не падают! У них и руки повреждены, и ноги, у детей вылетают зубы», - говорит Елена.

Одному из учеников «Шанса» 13 лет, и он осужден за убийство. «Он не социопат, он убил человека в состоянии аффекта. При росте 190 сантиметров и весе больше 90 килограммов он настолько боится тех ребят, что спит с палкой под подушкой», - рассказал собеседник издания. Подростки угрожают и взрослым: Алексеев и Карпин сказали маме одного из учеников, что ей лучше замолчать, иначе останется на всю жизнь инвалидом. Женщина рассказала редакции, что подала заявление в полицию об угрозах.

При росте 190 сантиметров и весе больше 90 килограммов он настолько боится тех ребят, что спит с палкой под подушкой

«Крыша из департамента»

Педагоги, врачи и психологи школы знают об избиениях и вымогательстве денег, но «молчат, потому что боятся», говорит Елена. Бывший педагог школы подтверждает, что сотрудники школы знали о конфликтной ситуации.

Ситуацию усложняет то, что у Миши якобы есть прикрытие в руководстве департамента труда и соцзащиты. Как сказано в коллективном письме, «если Мише кто-нибудь из взрослых делает замечание, то он грозит, что позвонит Петросяну (Владимир Аршакович Петросян - руководитель департамента труда и соцзащиты. - Прим. ред.) и Барсуковой (Татьяна Митрофановна Барсукова - заместитель руководителя департамента труда и соцзащиты. - Прим. ред.) и уволит, как уволил уже несколько человек: воспитателя по ложному обвинению, режимника и директора».

Бывший сотрудник школы рассказывает, что на ситуацию в школе повлияло увольнение предыдущего директора в марте. (В декабре 2016-го ученики школы в знак протеста против жестокого обращения охранников в кабинете. В результате уволили директора школы Наталью Вайснер, руководившую школой три года. - Прим. ред.). Тогда «руководство департамента соцзащиты пожало мальчикам руку и сказало: „Ребята, держитесь этой стратегии, если кто-то из сотрудников будет вас обижать, мы их уволим“». Одна сотрудница не хотела работать с Алексеевым и попросила прикрепить ее к другому ребенку, но получила отказ. После этого она уволилась. «Я побаивалась Алексеева, мне было некомфортно оставаться с ним наедине. Я все-таки не в тюрьму пришла работать», - вспоминает педагог.

В разговоре с The Village руководитель департамента труда и соцзащиты Владимир Петросян заявил, что дети не могут заставить кого-либо уволиться: «А если и могут, значит, человек признался в собственном бессилии, и он настолько слаб, что увольняется, никому не сказав, что его заставили дети».

В марте на место предыдущего директора назначили Кирилла Кубарева, который раньше работал заместителем директора по учебно-методической работе в экономико-технологическом колледже № 22. По образованию Кубарев - экономист-математик, также он выучился на мастера делового администрирования в институте «Синергия». В 2002 году директор «Шанса» стал кандидатом педагогических наук, однако, если верить сайту департамента образования Москвы, педагогического образования у Кубарева нет.

В июне сотрудники школы написали коллективное письмо - в Следственный комитет, Совет по правам человека и уполномоченной по правам ребенка Анне Кузнецовой. В нем утверждается, что 19 июня Кубарев вместе с неким гостем вышел из своего кабинета пьяный и начал общаться с учениками: «Сотрудники его пытались увести от детей, но он был возбужден, весел, хохмил, жестикулировал, потом пошел разговаривать с воспитанником Бандориным, прямо в таком виде, пьяный в стельку!» Как утверждают авторы письма, поведение директора зафиксировано на камерах видеонаблюдения. Бывший сотрудник «Шанса», который общался с The Village, не застал этот эпизод. Однако она отметила, что Кубарев мало времени проводил в отделении закрытого типа: «Я не видела, чтобы над детьми усилили контроль или была проведена какая-то специальная работа. Как все было, так и осталось. Не могу сказать, что Кубарев присматривался к этому конфликту».

«Ребята, держитесь этой стратегии, если кто-то из сотрудников будет вас обижать, мы их уволим»

«Ситуация всегда находится под контролем департамента»

После коллективного письма в школу пришли с обыском. Анонимный источник утверждает, что было проведено совещание в Совете по правам человека, на котором присутствовали «люди из МВД», сотрудники школы и родители учеников. Советник омбудсмена РФ Максим Ладзин подтвердил The Village эту информацию и добавил, что в СПЧ прошло несколько собраний. От комментариев Ладзин отказался, так как «родители учеников не хотят освещения проблемы в СМИ».

The Village обратился за официальным комментарием к пяти действующим работникам школы, но все они отказались говорить. Медсестра «Шанса» в момент звонка корреспондента находилась в Следственном комитете и ответила, что не может разглашать конфиденциальную информацию. Врач школы Антон Кондратенко сообщил, что во время следствия ему запретили распространять какую бы то ни было информацию, так как сотрудники школы проходят по уголовному делу как свидетели. После того как ситуация в школе дошла до СПЧ и СК, Кондратенко уволился из школы - об этом он сказал корреспонденту The Village. Анонимный источник рассказал, что также из «Шанса» ушла психолог Марина Гудзенко. Сама Гудзенко отказалась от комментариев.

Кирилл Кубарев

директор школы «Шанс»

Школа «Шанс» работает в нормальном, обычном режиме, ничего [необычного] не происходит. Вся остальная информация - в пресс-службе департамента труда и социальной защиты населения. Я не уполномочен давать какие-либо комментарии.

Владимир Петросян

руководитель департамента труда и социальной защиты населения города Москвы

Делом занимается Следственный комитет, но уголовное дело не возбуждалось. Никто из мальчиков не подтвердил ни побои, ни факт вымогательства денег. Пусть с этим разбираются полицейские и следователи. Я не видел письмо сотрудников школы, мне его никто не показывал. С педагогами я еще не разговаривал, потому что только вчера (разговор записан 13 июля. - Прим. ред.) вышел из отпуска. Педагоги и психологи, которые пошли к Федотову, называют учеников непоправимыми преступниками. Это ненормально, таким образом они признаются в своем полном бессилии. Да, это малолетние преступники, но на них нельзя ставить клеймо на всю жизнь, с ними нужно работать.

Про алкогольное опьянение директора я слышу первый раз в жизни. Кстати, при предыдущем директоре дети признавались мне, что были побои и так далее. В результате все это вылилось в бунт, и мы уволили директора. А ведь на него никто из педагогов не жаловался. А на нового, который интересуется судьбой и учебой каждого ребенка, почему-то жалуются. Вообще, ситуация в «Шансе» всегда находится под контролем департамента.

Андрей Бабушкин

член Экспертного совета при уполномоченном по правам человека в Российской Федерации

Я был в «Шансе» буквально вчера. Зачинщиков, на которых все жаловались, в школе не было. Один из них взят под стражу по подозрению в совершении преступления (не знаю, какого конкретно), а другой находится дома под подпиской о невыезде. К этим ребятам я еще поеду.

На встрече со мной было 11 или 12 человек - я читал им лекцию. Я знаю про травмы у детей, но сам ничего не заметил. Дети были раскрепощены, со мной они общались свободно, без наглости и произвели впечатление уверенных в себе людей.

Конечно, директор в курсе всех проблем, он переживает и готов биться за каждого ребенка как за своего. Для него это непростая ситуация, и он ждал от педагогического коллектива поддержки, но на него поступали только жалобы. Для него это стало ударом, он несколько обескуражен этими разборками. Наверное, педагоги, которые написали жалобу, где-то правы и справедливы, а где-то их поведение продиктовано какими-то личными обидами.

Конфликты, которые происходят в этой школе, - это конфликты на подводной лодке, то есть в замкнутом пространстве, где невозможно развести руки. Чем меньше коллектив, тем сложнее в нем отношения. Также я заметил, что дети живут и учатся в очень тесном помещении. Чтобы они комфортно себя чувствовали, двор должен быть минимум в два раза больше».

Источник The Village утверждает, что один из учеников «Шанса» Андрей Карпин в данный момент находится в СИЗО, а Михаил Алексеев «в бегах». Детский омбудсмен Москвы Евгений Бунимович отказался комментировать эту информацию.

Как все устроено

В России осужденные по уголовным статьям дети отправляются в колонию для несовершеннолетних, либо - если срок условный - определяются на домашнее пребывание. Как рассказывают отсидевшие в воспитательных колониях, там детей ждут тюремные законы, насилие и дедовщина. Московская школа закрытого типа «Шанс» в Южном Бутове - это нечто среднее между двумя этими вариантами. Дети покидают ее не после обычного выпускного, а по истечении срока наказания.

Как сказано на сайте заведения, основные принципы его работы - это «индивидуальный подход, семейный тип воспитания, поддержка и восстановление семейных связей, межведомственное взаимодействие». В «Шансе» есть отделение реинтеграции, которое работает с учащимися и выпускниками воспитательных колоний, осужденными подростками, которые не лишены свободы, и с учениками школы закрытого типа.

«Шанс» курирует департамент образования и социальной защиты населения Москвы. Решение о зачислении в школу закрытого типа принимает суд. Также необходимо согласие родителей. Почему большинство осужденных детей попадает в колонии для несовершеннолетних, а некоторых суд отправляет в «Шанс» - неизвестно. Некоторые московские суды отправляют туда подростков чаще, другие - реже. По словам детского омбудсмена Москвы Евгения Бунимовича, все зависит от личности судьи - «хорошей отлаженной системы здесь нет».

Евгений Бунимович

уполномоченный по правам ребенка в Москве

Было бы прекрасно и странно, если бы в школах закрытого типа не происходили подобные конфликты. Вообще, особенность «Шанса» такова, что ее ученики периодически находятся под следствием. Я давно работаю с этой школой, и это не первые подобные разборки.

По идее, такие школы должны выводить подростков из криминогенной среды, но сейчас школа работает неэффективно. Процент повторных преступлений у выпускников подобных школ выше, чем хотелось бы. Плохо, что после «Шанса» дети попадают обратно в привычную для себя среду и эффект от перевоспитания нередко теряется. Некоторые ученики воспринимают эту школу как санаторий. Они живут в условиях намного лучше, чем дома, их возят на экскурсии и устраивают спортивные соревнования. Но нужно не только развлекать и образовывать, нужно заниматься подготовкой к будущим профессиями.

Мне нравится позитивный опыт других стран, например Англии, где осужденных подростков помещают в семьи полицейских. С одной стороны, дети наказаны, а с другой - они находятся в семейной среде среди обученных полицейских с педагогическим образованием.

Вадим Тулегенов

кандидат юридических наук, доцент, исследователь проблем криминальной субкультуры

Ситуация, когда в сообществе появляется лидер, который доминирует над остальными, может возникнуть везде, даже в МГУ. Другое дело, что с осужденными детьми должны работать люди с богатым жизненным опытом, с определенным авторитетом и хорошей зарплатой. Все зависит от педагогического коллектива, которые должен разрешать такие конфликты. Чем профессиональней коллектив, тем меньше будет конфликтов. А дети, естественно, пользуются своими правами, которых у них больше, чем у педагогов, или тем, что сотрудник школы не может справиться с работой.

В любом случае воспитатели не могут смотреть за учениками 24 часа в сутки. Учитель отвернулся, а ребенок воткнул соседу в пятую точку циркуль. Еще есть туалетные комнаты, в которые педагоги не могут войти, а еще есть ночное время.

Да, спецшколы и тюрьмы - это плохо, но они должны быть, это суровая необходимость. В любом обществе будут люди, которые не нашли себе места в жизни. А в подростковом возрасте таких людей больше, чем в каком-либо другом. Спецшкола - это предпоследний шанс, если не последний шанс, чтобы ребенок одумался и начал жить нормальной жизнью.

В подготовке материала принимала участие Юлия Рузманова

Что делать с малолетними преступниками?

Каждый день приходят все новые сообщения о жестоком поведении подростков. Малолетки издеваются над одноклассниками, забивают насмерть пьяных или бомжей, насилуют, грабят и т. д. и т.п. А привлечь к уголовной ответственности их нельзя — по причине малолетства.

Рычагов воздействия на поведение детей-преступников не так уж и много. Один из них — спецшколы закрытого типа, куда помещают детей, совершивших общественно опасные деяния до достижения возраста, с которого наступает уголовная ответственность. В Москве такая имеется лишь одна — школа «Шанс» — новая и, по мнению специалистов, очень эффективная, прекрасно оборудованная и укомплектованная. Но сейчас столичный Департамент образования планирует ее закрыть.

Почему? Неужели в столице остались только законопослушные подростки?

Пить или не пить 14-летнему «мужику»?

Несмотря на крайнюю жестокость и цинизм детских правонарушений, все эти деяния остаются практически безнаказанными, если преступник еще не достиг возраста уголовной ответственности, который в России значительно выше, чем во многих других странах. Какие меры можно принять, скажем, к 13-летнему убийце, кроме помещения в закрытую спецшколу? Ну разве что пропесочат его разные серьезные люди в погонах. Поэтому такие дети часто совершают преступления до тех пор, пока не вырастают и не оказываются в местах не столь отдаленных.

Вице-президент Национальной ассоциации благотворительных организаций, к.ю.н. Нодари Хананашвили считает, что важна тщательная и кропотливая воспитательная работа с каждым ребенком, совершившим общественно опасное деяние, — этакое социальное садоводство:

— Чтобы не было повторных правонарушений, для такого ребенка нужно составить индивидуальную программу реабилитации, в которую обязательно должна входить возможность загладить вину, — так называемое восстановительное правосудие, — рассказывает Нодари Лотариевич. — Подобный подход культивируется в Японии, где самый низкий уровень преступности, а также в Канаде, Скандинавских странах, Новой Зеландии. У нас был подобный опыт, когда в Черемушкинском суде рассматривалось дело двух подростков, которые сломали дверь в подъезде. Сначала судья была склонна к условному приговору, но после обсуждения ситуации с социальным работником, вынесла такое решение: починить дверь в парадном силами самих подростков при содействии со стороны родителей. В результате отец одного из мальчиков купил «железо», дверной проем, и все вместе они починили дверь.

Урок оказался, во-первых, более наглядным, требующим участия подростков в исправлении испорченного имущества; а, во-вторых, приближенным к той точке, в которой было совершено деяние, что важно в воспитательных целях.

— С каждым случаем совершения ребенком правонарушения мы тщательно работаем, — рассказывает старший инспектор второго отделения отдела организации деятельности участковых уполномоченных полиции и подразделений по делам несовершеннолетних Елена Кондратьева. — Все зависит от тяжести содеянного. Например, если ребенка задержали за распитие алкоголя, то мы направляем его в наркологический диспансер. Но это просто рекомендация. Распитие спиртных напитков не считается общественно опасным деянием, ребенок понимает, что останется безнаказанным, и просто спивается. Вести его в диспансер или нет, решают родители, а они очень часто не считают нужным это делать. Один папа 14-летнего сына, которого задержали за распитие, страшно удивился: «А что тут такого? Ну выпил парень пиво, он же мужик». Правда, у нас много случаев, когда сами родители приходят и просят сотрудников полиции пообщаться с их ребенком, хотя он и не стоит на учете в КДН. Сотрудник полиции для подростков нередко куда больший авторитет, чем родители.

— Ну а если правонарушение серьезно, то есть общественно опасно?

— Сначала опрашиваются дети: пострадавшие, сами «злодеи», свидетели. Собирается характеризующий материал на ребенка, совершившего противоправное деяние, и его родителей. Потом это дело рассматривает комиссия по делам несовершеннолетних. Если характеристики положительные, если ребенок первый раз совершил проступок, то можно ограничиться беседой с ним и направлением к психологам. Если же дело плохо, то после длительной работы всевозможных специалистов и комиссий его направляют в специальную школу для детей с девиантным поведением...

Такие школы бывают двух типов — открытые и закрытые. Открытые отличаются от обычных только подходом, наличием специальных кадров, программой. Это не интернат, дети ходят туда из дома. Направляют в подобные учебные заведения по ходатайству школы, по просьбам родителей, которые не справляются с воспитанием, и по решению комиссии по делам несовершеннолетних. До недавнего времени такие школы были в каждом округе. Но, по мнению специалистов, скоро подобных учреждений будет куда меньше — школы перешли на подушевое финансирование, и получается, содержание ребенка в спецшколах для девиантных детей обходится бюджету очень дорого. Ведь в таком заведении каждому ребенку уделяется гораздо больше внимания, чем в массовой школе.


— С детьми в такой открытой школе работают психологи, воспитатели, специально подготовленные педагоги, — рассказывает руководитель Центра психолого-медико-социального сопровождения «ОЗОН» Евгений Цымбал. — Если родители могут контролировать ребенка, то нет смысла его дополнительно травмировать и изолировать от общества.

Нужен ли городу «Шанс»?

Однако для некоторых детей подобных мер воздействия уже явно недостаточно. Например, если семья малолетнего преступника, мягко говоря, социально неблагополучна и совершенно не способна исправлять ошибки в воспитании своего ребенка. Или же деяние, которое совершило такое «дитя», серьезно, относится к категории особо тяжких. По закону такого несовершеннолетнего могут направить в спецшколу закрытого типа. Подобных заведений в России 67. В Татарстане, например, который известен своей качественной работой с трудными подростками, в такую школу стоит настоящая очередь.

В Москве же долгое время вообще не было подобного закрытого учебного заведения. И наконец в 2004 году в Южном Бутове с помпой открыли специальную общеобразовательную школу для детей и подростков с девиантным поведением закрытого типа № 11 — «Шанс». С большой территорией, теплицами и бассейном. В этой школе, словно в республике ШКИД, малолетних правонарушителей должны круглосуточно и круглогодично перевоспитывать и делать из них полноценных граждан нашего общества.

С годами здесь сложился удивительный коллектив профессионалов, умеющих и любящих работать с таким, крайне сложным контингентом детей. Поэтому у выпускников крайне мал процент повторных правонарушений — лишь 8% из них снова взялись за старое. Для сравнения, по данным начальника воспитательного отдела Можайской детской колонии Натальи Федоровой, в ее учреждение после освобождения возвращается 60-70% подростков.

— Мы стараемся ребят не только воспитывать, но и дать им на базе школы хорошую и нужную профессию, — рассказывают сотрудники школы. — К нам каждый день звонят родители, которые умоляют взять их ребенка в нашу школу. Но это возможно только через суд.

Ведь «Шанс» — школа закрытого типа, в которой применяются меры принудительного воспитания. Школа обеспечивает защиту воспитанников от негативного влияния извне. Направление подростка в школу ограничивает свободу несовершеннолетнего, но он имеет право на каникулярный отпуск, выезды на экскурсии, в музеи, театры.

— Мы несколько раз направляли наших подопечных в эту школу, — рассказывает инспектор по делам несовершеннолетних Наталья Григорьевна. — Надо сказать, это крайне сложная процедура. Нередко комиссии по делам несовершеннолетних не хотят направлять такие дела в суд и по десятому разу дают маленькому правонарушителю «последний шанс». Очень часто это заканчивается тем, что он вырастает и попадает уже в настоящую колонию.

Кстати, в школу «Шанс» берут только здоровых ребят. Например, если у ребенка астма, или незначительное психическое расстройство, что часто встречается у девиантных подростков, его уже не направят в это учреждение — существует федеральный перечень заболеваний, которые являются «защитой» от закрытых школ.

— Помню, по одному 14-летнему подростку уже было и решение суда, но его мама, которая сама давно не могла справиться с сыном, о чем постоянно нам сообщала, никак не давала согласия на помещение сына в «Шанс», — вспоминает старший инспектор Елена Кондратьева. — А парень вел себя все хуже и хуже: под конец даже напал с ножницами на беременную учительницу. И только когда стал выбор: лишать мать родительских прав или отправлять мальчика в «Шанс», женщина решилась поместить туда сына. Там с каждым занимаются индивидуально, и действительно изменения у ребенка были самые положительные.

Примеров того, что закрытая школа работает очень эффективно, имеется немало. Но при всем при этом она практически не заполнена, сейчас на 70 сотрудников приходится всего 15 учеников. В чем же дело?

— Наша школа фактически межведомственная, учредителем является Департамент образования, а комплектуется она по решению суда, — говорит директор «Шанса» Эрик Стародубцев. — Возможно, многие судьи просто не знают об особенностях нашей школы, приравнивают ее к колонии.

Зачастую прокуратура не согласна с решением комиссии по делам несовершеннолетних о направлении подростка в суд, считая, например, что ребенок не совершает общественно опасного деяния, если выносит вещи из квартиры и продает их.

Справка МК Справка "МК"

Число несовершеннолетних, доставленных в правоохранительные органы
(всего в России)

2007 год — 1 054 220 чел.
2011 год — 508 809 чел.

Несовершеннолетние, состоящие на учете в ОВД:

2007 год — 334 419 чел., из них до 13 лет включительно — 77 700.
2011 год — 216 145 чел., из них до 13 лет включительно — 52 552.

Осуждены в России несовершеннолетние в возрасте 14-17 лет:

В 2007 году — 84 126 чел. Из них за убийство — 1112 чел., за изнасилование — 1003 чел.
В 2010 году — 46 954 чел. Из них за убийство — 534 чел., за изнасилование — 383 чел.

В воспитательных колониях находилось:

В 2007 году — 10 750 несовершеннолетних
В 2010 году — 4 053 несовершеннолетних.

Сейчас в обществе активно обсуждают тему снижения возраста уголовной ответственности. А ведь можно внести изменения в закон, чтобы детей, совершивших общественно опасные деяния, направляли в закрытые школы. Ведь там уже наработан большой опыт эффективной работы с такими ребятами!

В столичном Департаменте образования, когда узнали, что я хочу написать репортаж о «Шансе», сказали с неудовольствием: пишите о любой другой школе для девиантных подростков, но только не об этой. В ближайшие месяцы она будет закрыта и перепрофилирована для работы с детьми с ограниченными возможностями.

— Печально, что в Москве не хотят работать с таким хорошо зарекомендовавшим себя инструментом, как закрытая школа, — констатирует психолог Светлана Лукичева. — У судов огромная инерция, они не готовы пробовать что-то новое. И это касается не только судей, так работают и многие комиссии по делам несовершеннолетних, и органы опеки.

Эту точку зрения разделяют многие опрошенные мною эксперты, работающие с малолетними правонарушителями, — полицейские, психологи, педагоги: такая школа, как «Шанс», столице необходима. Но ее, скорее всего, скоро не будет — как объяснил один из специалистов, попросивший не называть его имя, все дело в экономике. Сейчас провозглашена тенденция на укрупнение школ, и содержание такого закрытого учреждения никак не вписывается в эту тенденцию. Невыгодное дело — перевоспитание малолетних преступников, дорогое. Лучше делать вид, что их нет вовсе. Расплачиваться же за это придется и самим малолетним преступникам, которых пока можно исправить, и их потенциальным жертвам — нам с вами и нашим детям.

Забавно, что буквально на днях во второй класс школы с углубленным изучением иностранного языка, где учится моя дочь, приходила инспектор по делам несовершеннолетних и рассказывала, что детей, которые плохо себя ведут, направят в «Шанс». Забавно, что сейчас у полицейских и педагогов есть чем пугать непослушных малышей. Но будет ли дана этой школе возможность доказать свою необходимость столице, а ее потенциальным ученикам — шанс стать достойными гражданами города?

Одна ложка меда в бочке дегтя подростковой преступности все же есть: ее процент в последние годы уверенно снижается.

— Нет оснований говорить, что несовершеннолетние сейчас стали больше совершать преступлений, — объясняет психолог, давно работающий с трудными подростками, Дмитрий Перепичко. — Падает и доля преступлений детей в общем количестве преступлений. Например, в 2007 дети и подростки совершали десятую часть всех преступлений, а в 2011-м — уже значительно меньше, 6,3%. Просто мы живем в странной ситуации, когда анализ явления подменяется отдельными случаями. Периодически возникает та или иная модная тема. В нашей жизни происходят разные события, и ужасного, омерзительного всегда хватает, так что при желании можно откопать все что угодно. Несколько публикаций, шум в Интернете — и кажется, что у нас в стране с этим огромная проблема. А вот процент психических нарушений среди детей в последнее время растет, и таких ребят нужно находить намного раньше, чем сейчас.

Что ж, одной из причин отрадной статистики по снижению подростковой преступности являются как раз такие школы, как «Шанс». И закрывать их — абсурд. Но почему бы не пойти на абсурд, если он экономически обоснован?