Коми народные сказки на русском языке короткие. Коми народные сказки
Под названием коми объединяются два близкородственных народа: коми и коми-пермяки. Первые живут в республике Коми, вторые - в Коми-Пермяцком автономном округе Пермской области. Существуют два родственных языка: коми-зырянский и коми-пермяцкий, которые относятся к финно-угорским языкам. Древнепермская письменность появилась ещё в 14 веке, но была забыта. Нынешняя письменность создана в 1920-х годах на основе русского алфавита. В советское время сформировались литературные языки, на которых издаётся литература и ведётся преподавание. Верующие коми и коми-пермяки - православные.
Предки коми обитали в бассейнах среднего и верхнего течения реки Камы. Поблизости, в бассейне Вятки, жили предки удмуртов, с которыми они составляли пермскую языковую общность, существовавшую ещё в первом тысячелетии до н.э. После её распада и выделения удмуртов предки коми ещё некоторое время представляли один народ, живший в Прикамье.
Со второй половины первого тысячелетия нашей эры часть коми переселилась из Верхнего Прикамья в бассейн реки Вычегды. На новых местах пришельцы смешались с местным населением и образовали новое племенное объединение. К началу второго тысячелетия нашей эры в бассейне Средней Вычегды и в бассейне Камы сложились два племенных объединения. Первое (предки коми-зырян ) было известно в русских источниках под названием вычегодской перми , а второе (предки коми-пермяков ) - под названием великой перми .
КОМИ (устаревшее название - зыряне) - коренное население Республики Коми (256 тыс. человек). Всего в России 293 тысячи коми.
В 16-18 веках коми расселились в бассейнах Верхней Вычегды и Печоры. Главными их занятиями были земледелие, животноводство; значительную роль играли охота и рыбная ловля. С середины 19 века в северных районах стало развиваться оленеводство. Самобытная культура коми находит выражение в фольклоре и в народном изобразительном искусстве (резьба, аппликация из меха, вязание).
КОМИ (Республика Коми) расположена на северо-востоке Восточно-Европейской равнины. На крайнем севере республики проходит Северный полярный круг. Площадь республики 415,9 тыс. км 2 . Население 1,124 млн. человек, из которых 70% русские, 26% коми. Столица Коми - город Сыктывкар . Республика образована 22 августа 1921 года как автономная область Коми (Зырян). 5 декабря 1936 года преобразована в Коми АССР. С 26 мая 1992 года - Республика Коми.
Старейший город республики - Сыктывкар известен как Усть-Сысольск с 16 века. Большинство других городов: Воркута, Печора, Ухта, возникли уже в 20 веке, что было связано с освоением природных ресурсов Коми. До начала 20 века Усть-Сысольский уезд, входивший в Вологодскую губернию, был известен в качестве поставщика пушнины и товаров традиционных промыслов. В начале 20 века началось освоение территорий крайнего севера Коми, связанное с разработкой месторождений каменного угля, нефти, газа. Около 70% территории республики занимают хвойные леса с разнообразным животным миром. Известны Национальный природный парк «Югыдва» и Печоро-Илычский заповедник.
В Республике Коми расположены культурные и исторические памятники: стоянки древнего человека на западных склонах Уральских гор, этнографический музей под открытым небом в селе Усть-Вымь, ансамбли Стефано-Ульяновского и Кылтовского монастырей, церковь Рождества Пресвятой Богородицы в селе Вотча.
Сказки Коми
Мышь и сорока
Республика Коми - суверенное государство в составе Российской
Федерации. Столица - город Сыктывкар. Важнейшие исторические даты.
1992 г. - преобразование Коми АССР в Республику Коми.
Древнейшие люди на территории Коми края появились около 300 тыс. лет
тому назад. Аборигены Коми края, называемые в коми народных преданиях
чудью, появились в бассейне р. Вычегды во второй половине 1 тыс. н. э.
Первые упоминания о землях, заселенных древними коми, встречаются в русских
летописных хрониках 12 в. В них указывалось, что основными занятиями местных
жителей были охота и рыболовство. Товарное значение имела прежде всего
пушнина. Она рассматривалась как основной продукт, вывозимый из Коми края
иностранными купцами в обмен на изделия из бронзы, драгоценных металлов и
камней. Развивалось земледелие, скотоводство, собирательство, а также мелкие
ремесленные производства. С 12 века Коми край неизменно входил в состав
Новгородских владений. В течение 12-13 веков основным соперником Новгорода
за обладание северо-восточными землями было Владимиро-Суздальское княжество.
В 14 в. суздальские владения были включены в состав выросшего и окрепшего
Московского княжества. В 14-15 в.в. в результате упорной борьбы между
Москвой и Новгородом этническая территория коми была окончательно
присоединена к Великому княжеству Московскому и с конца 15 в. стала
неотъемлемой частью Русского централизованного государства. Вхождению Коми
края в состав Русского государства в немалой степени способствовала
христианизация его населения в форме православия, проводником которой
выступил устюжский монах Стефан.
Промышленность в Республике Коми имеет давнюю историю. Край издревле
привлекал внимание русских князей и царей не только пушниной. Для чеканки
монеты на Московском монетном дворе требовалось много серебра. На Руси
месторождений последнего не имелось. Между тем уже с первой четверти 13
столетия ходили слухи о том, сто серебро и медь есть на далекой северной
речке Цильме. Для поисков и разработки серебряной и медной руды Иван 3
весной 1491 г. отправил на Цильму экспедицию. 1491 год принято считать
началом горнометаллургического промысла в Московском государстве. Затем были
найдены залежи каменного угля, нефти и газа, золота.
Произведения народного творчества, отражающие национальную специфику
разнообразны. Это ткачество, вышивка, изделия из бересты и дерева,
гончарство, обработка металла, на севере - обработка меха.
Устраивать качание на качелях с наступлением весеннего тепла - древняя
традиция многих народов, в том числе финно-угорских, к коим относится и коми
народ. В традиционных представлениях земледельческих народов качели были
магическим средством увеличения плодородия. Качели были одним из любимых
развлечений у сельской молодежи коми во время пасхальных гуляний. Поставить
качели старались до наступления рассвета - так, чтобы никто не видел самого
процесса их возведения. Место для качелей выбирали в центре села, около
церкви, либо за селом - на прибрежных лугах. На больших пасхальных качелях
разрешалось качаться только неженатой молодежи.
В 1987 году в культурной жизни Республики Коми произошло событие,
значимость которого во многом еще предстоит оценить: изд-во Наука выпустило
том под названием Коми народный эпос. Почти полтора столетия потребовалось
для того, чтобы сочетание редкой научной удачи и личного энтузиазма сделало
возможным открытие, сопоставимое с публикацией в прошлом веке в Финляндии
эпоса Калевала. Собрал, обработал и издал свод коми эпических текстов
доктор филологических наук, профессор Анатолий Константинович Микушев.
Выдающиеся деятели Республики коми: Коми писатель и ученый
энциклопедист К.Ф.Жаков, всемирно известный социолог П.А. Сорокин после
революции оказался в Европе, а затем в Америке, где преподавал в Гарвардском
университете. Первый коми поэт, основоположник коми национальной литературы,
ученый-лингвист Иван Алексеевич Куратов. Виктор Савин - коми поэт,
драматург, журналист, композитор, известный общественный деятель 20-30-х
Мышь и сорока
Жили-были сестрица-мышка и сестрица-сорока. Однажды собралась мышка на
работу и говорит сороке:
Я, сестрица-сорока, за сеном схожу, а ты пока приберись в доме да
поставь варить суп.
Ушла мышка, а сорока стала прибираться и варить суп. Варила, варила
суп-то, да и свалилась в горшок вниз головой.
Пришла мышь домой, стучится:
Сестрица-сорока, открой!
Долго стучалась, но никто не откликнулся. Юркнула она в норку, зашла в
сарай, сметала сено и опять побежала в избу. Только нет как нет там
сестрицы-сороки.
Достала тогда мышка суп из печки, чтобы поесть, тут и увидела в горшке
сестрицу-сороку. Что поделаешь, съела она сорочье мясо, а грудную
кость-лодочку утащила на речку, села в нее и запела:
Мышь плывет-качается:
хвост,Парус-соболий хвост.
Идет навстречу заяц, говорит:
Ну хоть одну лапку поставлю, на одной постою...
Ну что с тобой делать, садись. Поплыли они дальше вдвоем, мышка опять
Мышь плывет-качается:
Лодка у нее - сорочья грудина,Весло - бобровый хвост,Шест - выдрин
хвост,Парус - соболий хвост.
Под крутым бережком подгребет,Под песчаным бережком - подтолкнет.
Повстречалась им лиса, говорит:
Сестрица-мышка, возьми меня в лодку.
Не возьму, лодка у меня маленькая.
Ну хоть одну лапу поставлю, на одной постою...
Ну что с тобой делать, садись. Плывут они втроем, мышка опять поет
свою песенку:
Мышь плывет-качается:
Лодка у нее - сорочья грудина,Весло-бобровый хвост,Шест - выдрин
хвост,Парус - соболий хвост.
Под крутым бережком подгребет,Под песчаным бережком - подтолкнет.
Повстречался им медведь, говорит:
Сестрица-мышка, возьми меня в лодку.
Не возьму, лодка у меня маленькая.
Ну хоть одну ногу поставлю, на одной постою.
Нет, ты много места займешь, лодку опрокинешь.
Тогда я сяду, чтоб она не перевернулась. Сел медведь в лодку-то и
утопил всех!
Жил-был крестьянин. Было у него три сына: старший - Василей, средний -
Пёдор и младший - Иван. Был Иван седуном, с печи не слезал, все сидит там,
бывало, да глину колупает. А два других брата - те не глупые, толковые. Вот
заболел как-то отец, совсем ослабел. Позвал сыновей, говорит:
Ну, сыновья мои, видно, помирать мне пришла пора, не поправлюсь уже.
Похороните меня, а потом три ночи навещайте могилу. В первую ночь пусть
Василей придет, во вторую - Педор, а после и ты приходи, Седун.
Так простился отец с сыновьями, да тут же и отошел. Похоронили они его
честь по чести. Наступил вечер, пора идти на могилу старшему сыну.
Василей и говорит:
Не сходишь ли ты, Седун, на могилу отца вместо меня? Я куплю тебе за
то красную рубаху.
Ладно, схожу,- согласился Седун. Давно он заглядывался на красную
рубаху. Собрался не мешкая и пошел.
Проспал ночку на могиле отца Седун, а утром отец подарил ему красного
красавца коня. Доволен Седун. Отвел скорей коня к ручью, сам же как ни в чем
не бывало пошел домой.
Вот вторая ночь приближается, надо идти на кладбище среднему брату -
Педору. Вечером просит Педор Седуна:
Не сходишь ли ты, Иван, вместо меня на могилу? Я справлю тебе за это
пару сапог.
Схожу,- опять согласился Седун. И на что ему вроде сапоги? Никуда
ведь не ходит. Да, видно, надо и ему покрасоваться - пошел.
Проспал Седун вторую ночь на могиле отца, утром получил в подарок
серого коня. Седун рад, отвел и этого коня к ручью.
Когда приблизилась третья ночь и настал черед самого Седуна идти на
кладбище, он подумал, что теперь уж никто ему за это не заплатит. Поплелся,
однако, проспал на могиле отца и третью ночь. Утром отец подарил младшему
сыну вороного коня. Отвел Седун и воронка к тому же ручью.
А той стороной правил царь, и было у царя три дочери: Марья, Василиса и
Марпида. И пришла им пора выбирать себе женихов. Царь дал девицам по
шелковому платку: одной красивый-прекрасивый платок, другой еще краше, а
младшей, Марпиде-царевне, самый красивый, весь огнем горит.
Утром вывесила на балкон свой платок старшая дочь.
Кто достанет платок,-объявили по всему царству,- тому и быть женихом!
Услыхал это народ - со всех сторон ко дворцу потянулся. Братья Седуна
тоже засобирались.
Может, и нам счастье улыбнется! - думают про себя.
Увидел их сборы Седун, запросился:
Братья, не возьмете ли и меня с собой? Те только смеются:
Куда тебе, дураку! Сидел бы уж на печи. Запрягли они в сани старую
отцовскую клячу и поехали.
А Седун пошел к ручью, кликнул там красного коня и влез ему в ухо.
В одном ухе попарился-помылся, в другом - оделся-обулся и вышел такой
красивый да сильный - молодец молодцом!
Вскочил молодец на коня и вскоре догнал своих братьев - они на кляче-то
недалеко и уехали. Догнал и, не останавливаясь, только наклонившись, ударил
на скаку по уху одного брата, ударил другого и просвистел мимо. Повалились
братья на колени.
Свят, свят,- говорят,- никак, Илья-пророк промчался!
А Седун промчался к цареву дворцу, выше балкона подпрыгнул, но платок
оставил, не взял.
Дивится народ:
Вот ведь может, а не берет!
Наверно, какой-нибудь счастливец и достал потом этот платок, но Седун
не видел. На обратном пути он еще раз повстречал своих братьев, опять дал по
уху одному и другому. Повалились братья на колени.
Свят, свят,- говорят,- и верно Илья-пророк, как застращал!
Когда братья домой воротились, Седун на печи лежал - он давно уж
прискакал, коня к ручью отпустил, а сам на свое место влез.
Ну, братцы, что видели-слышали? -спрашивает.
Ничего не видели,- говорят.- Кто-то снял уж платок, не про нас он,
видно... Только Илья-пророк по дороге проскакал мимо, застращал нас сильно.
А я так никакого грома не слышал. Сидели бы и вы дома-лучше было
бы,-говорит Седун. На другой день средняя дочь вывесила платок. Братья опять
собрались- может, на этот раз повезет. Попросился было Седун:
Возьмите и меня!
Да они только рассмеялись:
Молчи уж, дурак, куда ты пойдешь! Лежи себе на печи.
Запрягли свою клячу и поехали.
Слез Седун с печи, пошел к ручью, кликнул другого коня, серого. В одно
ухо влез - помылся-попарился, в другом оделся-обулся, опять сильным да
красивым молодцом явился. Вскочил на серого коня и поскакал. Как догнал
братьев, опять, не слезая с седла, одному дал раз, другому, повалились они
на колени.
Свят, свят! - крестятся.- Илья-пророк промчался, совсем застращал
А Седун подъехал к балкону, подпрыгнул и опять, как в прошлый раз, не
взял платок, только глянул.
Подивились люди:
Вот ведь каков: мог взять платок, а не снял! Поскакал Седун обратно.
Глядит: братья его все еще к цареву дворцу едут. Опять почтил их Седун
затрещинами, повалились они на колени, шепчут:
Свят, свят! Да ведь в самом деле Илья-пророк!
Скоро ли, не скоро, воротились братья домой. Седун спрашивает с печки:
Ну, братья, достался ли сегодня платок?
Не достался нам, кто-то снял уже,- отвечают братья.- Только
Илья-пророк скакал мимо, опять нас стращал...
А я так ничего не слышал,- говорит Седун.- Сидели бы оба дома,
никаких страстей не видали бы.
На третий день младшая из сестер Марпида - царевна вывесила платок.
Народ собрался со всего царства - кто только не хотел достать тот платок!
Завидно братьям, говорят:
Сходим и мы, может, достанется напоследок. Седун тоже не смолчал на
Сегодня и я не останусь дома, поеду с вами! Потом вышел и первый сел
в сани. Посмеялисьбратья, поругали и отговаривать принялись - не вылез Седун
из саней.
Ну, будь по-твоему,- согласились наконец. Довезли Седуна до ручья и
вытолкнули его изсаней. Вытолкнули и, посмеявшись, уехали, а Седун остался.
И то хорошо, что до ручья довезли, самому не тащиться,- улыбнулся
вслед Седун.
Кликнул третьего - вороного коня, в одно ухо влез - попарился-помылся,
в другом - оделся-обулся, такой молодец стал, статный да красивый. Вскочил
на коня и помчался. Ох и досталось от него братьям! Оглянулся, отъехав,- они
все еще на коленях стоят, подняться не смеют...
Свят, свят! - шепчут,- Илья-пророк проскакал, страху нагнал...
Подъехал Седун ко дворцу, разогнал коня, тот прыгнул выше крыши, и
только когда опускался, снял Седун платок у Марпиды-царевны.
Ой, ловите, ловите! - кричат люди. - Кто это? Кто такой?
А как его изловишь, если он верхом пошел, над головами?
На обратном пути вновь встретил Седун братьев- те все еще ко дворцу
ехали - и опять хорошенько отколотил их. Повалились те на колени.
Свят, свят! - крестятся.- Опять Илья-пророк страху на нас нагоняет...
Приехали они домой, а Седун уже на печи.
Завтра, Седун, и ты с нами поедешь, - говорят.
Ну, - удивился Седун,- неужто и меня приглашают?
Завтра все должны быть, даже безногие и слепые, со всего царства.
Царские дочери будут искать в толпе своих женихов.
Ладно, поеду,- согласился Седун,- если только не станете выкидывать
меня из саней. А платок не достали?
Не достали,- отвечают.- Только Илья-пророк вновь такого страху на нас
нагнал, о каком мы и слыхом не слыхивали.
А сидели бы дома, как я, лучше бы дело было.
Улеглись братья спать с вечера, а на рассвете проснулся один и глазам
не верит:
Что такое? Горим, что ли? Не пожар ли в избе?
А это кончик красного платка высунулся во сне из-за пазухи Седуна.
Брат, брат,- стал будить другого,- никак, Седун избу поджег, огонь на
печи вон!
Услышал это Седун, спрятал кончик платка под рубаху, огня-то и не
видать стало. Повскакивали братья, а никакого пожару нет.
Как совсем рассвело, запрягли братья клячу, кликнули с собой Седуна к
царевым хоромам. Глядят, а люди со всех сторон идут и едут - кто может и кто
нет, слепой и безногий, бедный и богатый. К полудню все собрались, никого по
домам не осталось. Седун тоже со всеми торопится.
Этого-то зачем привели? - смеются кругом.- Ведь он - сразу видно - не
Нет,- отвечает царь людям, - все должны быть сегодня здесь!
Когда народ собрался, царь поднес старшей дочери кубок вина, велел
обойти с ним всех людей:
У кого увидишь свой платок, тому поднеси вино, а потом сядь на его
колени-он и будет твоим женихом.
Только пошла старшая дочь обходить гостей, тут же и увидела свой
платок-кто достал, тот ведь прятать не будет.
Батюшка,- говорит девушка,- нашла я своего жениха!
Угостила она суженого вином и села на его колени.
Подал отец кубок вина второй, средней дочери:
Теперь ты обойди гостей, найди, угости своего суженого и сядь к нему
на колени.
Наконец настал черед обходить гостей Марпиде-царевне. Подал ей царь
кубок вина, наставил, как прежде ее сестер. Стала Марпида-царевна обходить
ряды гостей, а платок-то ее немного - самый уголок - высунулся из-за пазухи
Седуна. Глянула на суженого Марпида, так сердце у нее и упало. Прошла она
мимо Седуна, будто ничего и ке заметила, и ни с чем вернулась к отцу.
Не сыскала я, батюшка, платка,- говорит.
Обойди в другой раз,- отвечает царь.- Все равно где-нибудь свой
платок увидишь. Здесь он должен быть, в стороне людей не осталось!
Царевна опять обошла всех и мимо Седуна прошла, только опять будто и не
заметила платка, хотя он теперь наполовину высунулся. Принесла она кубок
вина, поставила на стол.
Не нашла,- говорит,- батюшка, платка. Даже и знать не знаю, где бы он
мог быть...Нахмурился царь.
Так и не сыскала? -опрашивает.- Или плох на вид жених, стыдишься,
должно? Пойди да гляди лучше.
На этот раз не стала царевна обходить гостей, пошла прямо к Седуну,
угостила вином, вытерла ему платком под носом и села рядом. Увидели это
люди, что рядом-то села, хихикать стали.
Нашла? - спросил царь, услышав смешки.
Нашла, батюшка,-проговорила Марпида-царевна, а сама и голову от стыда
не поднимает. Тут увидел царь ее суженого, огорчился.
Тьфу! - говорит.- Ну и сыскала себе жениха, мне зятя...
Да что делать - не откажешься от царского слова. Отправил их царь в
какой-то хлев, в котором то ли свиней, то ли коров прежде держали. Без пира
и почестей отправил.
Уходите,- говорит,- с моих глаз!.. А с двумя другими зятьями пировать
остался. И мы там были- ели-пили...
Вот зашел я как-то к царю и рассказал, что, мол, далеко-далеко водится
златорогий олень. В поле пасется, бегает быстро, да если кто поймает, тот
уж, конечно, самого первого места в царстве...
Понял царь, к чему все это рассказано, говорит зятьям:
Покажите-ка свое уменье-изловите того оленя и приведите сюда.
Ну, засобирались зятья, взяли веревки, кожаные вожжи и отправились в
степь. А Седун говорит жене:
Выйди к отцу, попроси водовозную клячу, я тоже хочу оленя ловить, я
тоже царский зять.
Царевна Марпида пошла к отцу просить клячу для Седуна.
Какую еще клячу нужно этому Седуну? - отмахнулся царь.- Пусть лучше
сидит дома, не смешит людей.
А Марпида-царевна опять просит отца:
Жалко, что ли, клячу-то? Дай ему. Тут уж и матушка-царица слово
замолвила за свою дочь. Отдал царь водовозную кобылу. Худая та была - кожа
да кости. Приполз Седун и сел на нее не как все, а задом наперед. Конец
хвоста в зубы взял, ладонями по бокам хлопает - едет!
Смотрите, смотрите! - кричат кругом люди.- Седун-то, третий царев
зять, тоже поехал оленя ловить!
Задом наперед уселся! Не иначе как он и изловит златорогого оленя!
А Седун знай себе едет да едет, будто и не слышит эти насмешки.
Добрался до своего ручья, схватил за хвост кобылу да как встряхнул - туша
разом отлетела, а в руках только шкура осталась! Повесил он эту шкуру на
изгородь и кликнул своего коня. Прискакал первый, гнедой. Вошел Седун в одно
ухо, помылся-попарился, в другом оделся-обулся и таким молодцом опять стал -
заглядишься! Вскочил на коня, догнал свояков, одного ударил по уху, другого
Свят, свят! Илья-пророк страху нагоняет. А Седун тем временем изловил
в поле златорогого оленя, обратно едет. Увидели Седуна свояки, удивились:
Ты уже обратно едешь, оленя везешь, а мы только на охоту собираемся!
Поздно,-говорит Седун,-я уже изловил златорогого.
Принялись свояки уговаривать Седуна, чтобы он продал им этого оленя.
Ну, ладно,- ответил Седун.- Только плата за него особая. Отрежьте с
ноги по большому пальцу и дайте мне, иначе не получите оленя.
Подумали свояки, да как иначе быть? Отрезали по большому пальцу с ноги,
отдали молодцу. Отдал им Седун златорогого оленя и умчался.
Приехали, привезли зятья оленя царю, любо тому стало, еще радушней их
Вот зятья какую добычу привезли,- хвалит.- Этакого зверя поймать
сумели! Седун вон тоже на охоту отправился, да все нет его. Не видали ли
Не видали,- говорят зятья и опять наперебой рассказывают, как ловили
златорогого красавца.
Немало прошло времени, пока Седун вернулся. До ручья скоро доскакал, да
от ручья плестись пришлось долго. Да еще на лошадиной туше поймал с десяток
ворон-сорок и потащил царю.
Нате,-говорит,-тесть-теща, добычу вам принес!
Тьфу! - только и сказал царь и приказал слугам выбросить птиц
Вот хохоту-то было!
Приковылял Седун в хлев, на кухоньку теперешнюю, к суженой своей - к
столу даже не пригласили...
Пошел я опять к царю и рассказал, что где-то в дальнем краю, слышно,
водится свинка - золотая щетинка. Выслушал царь, говорит:
Ну, зятья, поймайте мне ту свинку - золотую щетинку. Привезете ее -
любимыми зятьями будете.
Ноги хоть и болят у зятьев после недавней охоты на златорогого оленя,
да царю не откажешь. К тому же и любимыми зятьями хочется быть.
Ладно,- говорят,- поймаем.
Взяли сыромятные вожжи и поехали.
А Седун опять свою Марпиду к царю-батюшке посылает:
Сходи, Марпида-царевна, попроси у отца другую клячу, я тоже поеду за
свинкой - золотой щетинкой. Зять ведь я ему!
Пошла Марпида-царевна к отцу, стала просить клячу, а отец стоит на
Не дам! Хватит того, что один раз уже осрамил перед всем честным
Тут царица-матушка опять за дочку заступилась, жалко, видать, стало
царевну, ну, вдвоем иуговорили царя.
Сел Седун на клячу боком и поехал себе потихонечку.
Глядите, глядите,- кричат и хохочут кругом,- Седун опять на охоту
отправился!
Да сидит как, уж научился! Глядишь, и поймает свинку.
А Седун будто и не видит, не слышит ничего, едет да едет. Доехал до
ручья, схватил кобылу за хвост, дернул - туша отлетела, а шкуру повесил на
изгородь. Кликнул своего второго, серого коня, опять вошел в одно ухо -
попарился-помылся, в другом оделся-обулся, вновь стал статным да красивым.
Вскочил на коня, догнал свояков, дал каждому по уху. Повалились они на
колени, глядят вслед, бормочут:
Свят, свят! Опять Илья-пророк страху нагоняет.
Поймал Седун свинку - золотую щетинку, на обратном пути встречает
Да ты, кажись, уже с охоты возвращаешься, добрый молодец, а мы все-то
на лов едем! Не продашь ли нам свинку? - спрашивают Седуна.
Продам,- отвечает молодец.
А дорого ли возьмешь?
А снимете со своих спин кожи с ремень шириной, так ваша свинка будет.
Призадумались было свояки, да куда деваться - согласились: сняли один у
другого по полоске кожи и отдали молодцу. Отдал им за то Седун золотую
щетинку и ускакал.
Привезли зятья во дворец небывалую свинку- золотую щетинку, царь пуще
прежнего доволен: выхваляется перед гостями, поит всех, любимых зятьев
Сидят так, пируют все, Седуна, конечно, и не ждет никто, тут он и
возвращается - втрое больше прежнего принес ворон да сорок! Узнал про то
царь, нахмурился:
Опять Седун срамит нас!..
Теперь Седуна не допустили к пирующим, хотя он даже теще гостинец
принес. Повернулся и заковылял в хлев к своей Марпиде...
На этом пиру опять подошли к царю, стали рассказывать, что, мол,
далеко-далеко пасется-гуляет тридцатисаженная кобылица с тридцатью
жеребятами...
Даже в лице изменился царь, услыхав про ту кобылицу. Призвал зятьев,
говорит: Изловить надо ее и жеребят и пригнать ко дворцу! Согласились зятья,
а сами хоть и мнят о себе много, а и ходить уже не могут, прихрамывают.
Собрались, однако, поехали.
Узнал про то Седун, опять уговорил Марпиду пойти к отцу просить третью
клячу - хочется,. видно, вместе со свояками изловить ту кобылицу. Пошла
Марпида к отцу. И не хотел он отдавать Седуну клячу, да царица-матушка
заступилась за дочь, сама приказала кому надо про ту клячу.
Сел Седун на этот раз на лошадь как надо, сидит прямехонько да еще и
погоняет, чтобы рысью шла.
Увидели его люди, смеяться-то еще смеются, да поговаривают:
Смотрите-ка, научился-таки ездить... Ну, добрался Седун до ручья,
схватил кобылицу за хвост, тряхнул ее посильнее. Туша так прочь и отлетела,
а шкуру он удержал, повесил на изгородь. Затем крикнул третьего коня,
вороного. Прискакал конь. Залез Седун в одно ухо - помылся-попарился, в
другом оделся-обулся и стал статным и красивым молодцем. Говорит ему вороной
Возьми, хозяин, с собой три ведра смолы, три сита тонких иголок да
еще прихвати с изгороди три конские шкуры. Без этого не поймать
тридцатисаженную кобылицу, которая там пасется в поле со своими жеребятами.
Как приедем, увидишь - стоит на том поле дуб. Ты полезай на дерево, а меня
покрой конской шкурой, облей смолой и обсыпь иголками из сита, затем сделай
все в точности еще два раза. Сделаешь все, сиди на дереве и глаз не своди с
кобылицы. Как только заметишь, что кобылица умаялась, опустилась на колени,
прыгай с дерева и надевай на нее уздечку. Тогда она покорной станет, пойдет
за тобой, куда прикажешь, а жеребята сами побегут следом.
Взял Седун все, что велел ему конь, и отправился в путь. Свояков,
конечно, опять обогнал на полдороге, и опять попало им от него. Повалились
те на колени: Свят-свят! - бормочут, а Иван летит себе, не останавливается.
Доскакал до поля, где дуб стоит, подъехал к дубу, глядит, кобылица и
впрямь пасется у речки. Седун скорее покрыл своего вороного конской шкурой с
изгороди, облил ведром смолы и осыпал иголками из сита. Затем накинул вторую
и третью шкуры, проделал все, что полагалось, а сам залез на дуб.
А тридцатисаженная кобылица увидела тем временем вороного коня,
кинулась к нему, да как укусит! Если бы не шкуры, смола и иголки, тут бы и
конец ему. Да только старая шкура в рот кобылице попала. Воронко лягается,
бьет кобылицу по бокам, а у той рот шерсти, смолы да иголок полон, кусаться
она больше не может! Все-таки изловчилась, избавилась от этой смолы. Укусила
еще раз, да поболе шкуры захватила, потом в третий раз укусила вороного,
весь рот себе шкурой, смолой да иголками забила!
А вороной знай себе отбивается от нее, лягает. Пала она наконец на
колени. Тут Иван спрыгнул с дуба и взнуздал ее. Покорилась она и пошла за
новым хозяином. Ну а жеребята-куда им от матери?-бегут следом...
Едет Седун обратно молодец молодцом, глядит-навстречу ему свояки
поспешают:
Да ты, оказывается, уже поймал кобылицу, а мы все еще ловить едем!
Поймал уж, вот она,-отвечает Седун.
А не продашь ли нам? - спрашивают.
А что дадите? - спросил Седун. Свояки мнутся, ничего не могут
придумать. А Седун знает: пальцы с ног брал, кожу со спин брал. Не снимать
же головы! Не дождался Иван ответа, поехал, оставив свояков на дороге.
Всегда Иван возвращался в свою хлевушку незаметно, а тут глядит - народ
на улице собрался, ждет. Да и как не заметить, ведь целый табун жеребят у
молодца, кобылица тридцатисаженная да еще его конь вороной! Пыль столбом
поднимается. Кто-то вперед побежал конюшню открывать да помочь коней
загнать. Радуется и царь:
Оленя златорогого зятья поймали, свинку - золотую щетинку поймали,
теперь вот и кобылу тридцатисаженную пригнали с жеребятами!
Про Седуна царь и не вспоминает, разве что гости помянут его:
Ничего, и он скоро принесет свою добычу - ворон да сорок.
Ну, стоят все возле конюшни, ждут. Выбежала и Марпида-царевна, тоже
отперла свой хлев. Дверь у нее на деревянной петле скрипнула сильно. Заметил
царь, рассмеялся:
Ждет, что ли, тоже кого Седуниха? Глянь, а кони идут не в конюшню к
зятьям, а в хлев Седуна! Удивляются люди: Седун, что ли, поймал кобылицу-то
с тридцатью жеребятами? Зашел, правда, в хлев молодец, статный, красивый,-
все заметили, да разве признал бы кто в нем Седуна. А молодец вошел в хлев и
говорит Марпи-де-царевне:
Ну, сходи-ка, жена, растопи баню - дальняя была дорога, запылился.
Истопили баню, собрался он мыться.
Сходи,-говорит,-Марпида, позови отца. Пошла Марпида-царевна к отцу,
Приглашает тебя зять в баню. А тот отказывается:
Велика честь с Седуном в бане мыться - он и так осрамил меня
довольно!
А Седун пришел в баню, подвесил на притолоку пальцы с ног да кожаные
ремни со спин свояков - плату их за златорогого оленя да за свинку - золотую
щетинку - и стал мыться. Царь же сидел-сидел с гостями да пошел-таки в
баню - мыться не мыться, а выманить у Седуна тридцатисаженную кобылицу с
жеребятами. Как-никак к себе он ее в хлев загнал... Только заходит царь в
баню, а ремни да пальцы его любимых зятьев стук да шлеп его по лбу.
Чего это ты тут развесил? - спрашивает царь.
А это,- отвечает Седун,- ремни со спин твоих зятьев да пальцы с их
ног - плата мне за златорогого оленя да свинку - золотую щетинку;Не стал
мыться царь, воротился во дворец. А тут и зятья пожаловали с охоты.
Неразговорчивые вернулись оба, молчаливые, без добычи.
А ну-ка,-говорит царь,-разувайтесь, покажите ноги!
Нечего делать, разулись зятья. Глядит царь, а больших пальцев на ногах
ни у того, ни у другого нет!
А теперь,- приказывает царь,- снимите рубахи.
Сняли зятья и рубахи. А там гостей, народу на пиру! Так и покатились
все от хохота. Все ведь ждали кобылицу тридцатисаженную - и гости, и слуги,
и крестьяне. Смотрят на царевых зятьев-охотников, за животы от смеха
схватились. А зятья разутые и раздетые стоят перед всеми, опустив головы, -
стыдно им.
Я вам не то что царство свое, а и кухню не отдам! - говорит царь.
И прогнал он их со двора с их женами, со своими пожитками и слугами:
Чтобы и духу вашего в моем царстве яе было!
Прогнал, а сам тут же отправился в баню.
А Иван уже помылся в бане и, конечно, не Седуном вышел оттуда.
Помылся-попарился и молодцем стал статным да сильным! Вернулись они с царем
во дворец и семь раз столько же, сколько прежде было, славно
пировали-столовались с гостями. Ну, затем, конечно, Иван стал царем, а сам
прежний царь в бывшие вышел, стариком остался.
А у Марпиды-царевны настала хорошая жизнь. Верно, и сейчас еще
царствует Иван, славно поживает со своей Марпидой-царицей.
Переплетчиков В. В. Урал.
Коми – народ в России, коренное население республики Коми и Пермского края, а также ряда областей Урала. Коми делятся на два субэтноса: коми-зыряне и коми-пермяки. Самоназвание «коми» означает «человек». В то же время слова «пермь» и «зырья» являются однозначными и толкуются как «окраина». Общая численность – около 330 тысяч человек.
Предки коми издревле обитали в верховьях реки Камы. Во второй половине I тысячелетия от Р. Х. коми разделились: одни коми-пермяки (великая пермь) остались на месте, другие переселились на берега реки Вычегды и, смешавшись с местным населением, образовали новую народность – коми-зыряне (вычегодская пермь).
Основным занятием коми на юге было земледелие: сеяли рожь, овес, ячмень, реже пшеницу. Коми на севере в большей мере промышляли охотой на крупного зверя и дичь, рыболовством. Позднее приобщились к оленеводству. В лесах собирали ягоды и грибы, которые занимали в рационе коми большое место: грибы солили и сушили, готовили пельмени и пироги с грибной начинкой, варили ягодный кисель, ставили малиновую брагу.
Традиционный женский костюм состоял из длинной рубахи, сарафана, передника. Девушки носили налобные повязки, женщины – разукрашенный кокошник. Мужской костюм состоял из рубахи-косоворотки, штанов широкого покроя. На зиму шили овчинные шубы и тулупы. Из обуви были распространены лапти, пимы, валенки.
Коми приняли православие в XIV веке благодаря просветительской деятельности преподобного Стефана Великопермского (1340–1396). Будучи зырянином по происхождению, святой создал первую зырянскую азбуку на основе кириллицы и древнепермских рунических знаков. Православную веру проповедовал на русском и зырянском языках, встречая противодействие местных волхвов и знахарей. Между тем, его проповедь способствовала не только просвещению коми, но и присоединению пермских земель к Московскому княжеству, для чего святитель получил от великого князя Дмитрия Донского охранную грамоту.
Несмотря на принятие православия, коми сохранили традиционные верования, наполнив христианские праздники народным содержанием. На день Флора и Лавра, а также в Ильин день приносились жертвоприношения. В Крещение и на Великий четверг совершались магические обряды. Широко бытовали поверья о колдунах и знахарях, домовых и леших. Эти мифологические персонажи стали героями многих народных песен, легенд, сказок коми. Среди них центральной фигурой являлся эпический богатырь Перя, некогда живший в верховьях реки Камы, на берегах ее притока Лупьи и получивший, подобно преп. Стефану, царскую грамоту на владение окрестными таежными лесами – Лупьей пармой.
Перя-богатырь
Коми-пермяцкая легенда
В Пермской стороне жили-были два брата – Антипа и Перя. Антипа служил в солдатах, а Перя охотничал, куниц ловил. Увидит след лося или оленя и – бегом по следу. Быстро догоняет, копьем пронзает. Была у него в лесу избушка, только Перя в ней спать не любил – душно. Круглый год спал возле нее на вольном воздухе. Когда холодало, разжигал нодью – костер, сложенный из двух бревен крест-накрест.
Обладал тот Перя неимоверной силой. Кинуть камень за десять верст было для него забавой. Как-то схватил Пера огромный валун и хотел через реку Лупью перекинуть, но сорвался валун – прямо в реку упал. Лежит там и поныне. Только летом, когда вода спадает, можно его и увидеть.
Однажды появился в столице страшный богатырь, который стал людей мучить, колесом их убивать. Никто не осмеливался померяться с ним силой. Испугавшиеся жители начали посылать смельчаков биться с тем богатырем. Когда очередь дошла до солдата Антипа, он и говорит:
– Есть у меня дома брат Перя, силы он непомерной. Не вызвать ли нам его сюда?
Послали солдата на родину, чтобы привез брата-богатыря.
Паули Г.-Т. Зырянка. Вотячка. Вотяк. Зырянин. С. 136. Васнецов А. М. Тайга на Урале. Синяя гора.
И вот как-то приходит Перя в свою избушку, видит: висит на стене лук со стрелами:
– Кто же это посмел забраться в мой дом?
А брат ему отвечает:
– Это я пришел. В нашей столице страшный богатырь появился, людей колесом давит. От него много народу погибает.
– Возвращайся назад, – отвечает Перя. – Я приду на помощь.
– Побыстрей надо, – поторапливает Антипа. – Мне вон две недели до столицы добираться. А тебе сколько?
– А мне и двух дней хватит. Приду и никому не покажусь. Если понадоблюсь – ищите меня в баньке.
Подоспел Перя в столицу вовремя. Замешался в толпу, видит – катится богатырь в колесе, людей давит. Подъехал он и к Пере, ударил его в поясницу, сорвал кожаный ремень.
– Ах, ты, чертов сын, – рассердился Перя, – да я тебя с грязью смешаю!
Схватит богатыря вместе с колесом, да как шваркнет об землю – только кровавая полоска и осталась. Испугался Перя, побежал прочь:
– Человека убил! Человека убил!
Царские слуги еле-еле отыскали Перю – он в баньке парился. Привели к царю в золоченый дворец. Царь угостил его и говорит:
– Давай, ложись на мою мягкую перину и отдыхай.
На следующий день царь встал и спрашивает:
– Каково спать на моей перине?
– Хуже, чем около моей нодьи, – отвечает Перя.
– А покажи мне, что за нодья такая? – заинтересовался царь.
Перя разжег нодью под окном дворца и устроился спать:
– Нодья-матушка! Березовое изголовье! Пихтовая постель! Вот оно, красивое солнышко моей жизни!
Напоследок царь спрашивает:
– Что хочешь в награду? Проси!
– Ничего мне не надо! Лишь одно – свободно лесовать в родных лесах, охотничать в Лупьей парме.
Пожаловал царь Пере во владение Лупью Парму, да еще шелковую сеть – куниц ловить. Вернулся Перя в родимые места. Хорошо ему охотиться в Лупьей парме, верст пятьдесят до вечера обойдет.
Вот однажды расставлял Перя шелковые сети на куниц и оказался на тропе, по которой ходил на охоту сам леший. Пришел к нему леший, недовольство высказывает, а Перя ему отвечает:
– Ты, Ворса, на мои угодья не суйся! У меня на то царская грамота есть!
Тогда леший предложил потягаться на палке: кто кого перетянет – того и владения. И отправился искать подходящую палку. А Перя перевязал ту палку крепким ремнем, концы его обернул вокруг дерева, сел и держит палку за концы в руке. Напрягся леший изо всей силы, даже по дереву треск пошел. Удивился тому треску леший, спрашивает:
– Что это трещит?
– А это у тебя, Ворса, хребет трещит, – отвечает Перя.
Испугался леший и перестал тянуться. Понял, какой перед ним богатырь, и решил хитростью его одолеть.
– Давай, сейчас спать ляжем, а утром снова будем силами мериться.
Срубили они две сосны, сделали для ночевки костер – нодью. Леший лег по одну сторону, Перя – по другую.
– Как ты спишь? – спрашивает леший.
– Я сплю неслышно и неподвижно, как березовый чурбан, – говорит Перя. – А ты, Ворса, как спишь?
– А я, когда сплю, то так храплю, что изо рта дым валит, а из носа искры летят.
Перя затих. Вскоре леший захрапел так, что изо рта дым повалил, из носа искры полетели. Встал богатырь, положил вместо себя березовый чурбан и прикрыл своей одеждой, а сам спрятался за сосной. В полночь леший проснулся, встал, глянул через костер и говорит:
– Он и вправду спит, как чурбан.
Взял леший свое копье, положил наконечник в огонь, а когда тот раскалился докрасна, схватил копье и вонзил в чурбан с криком:
– Перя, ты у меня десятый мертвец!
Тут вышел Пера из-за сосны, натянул свой тугой лук:
– Ворса, а ты у меня второй!
И выстрелил из лука, пронзил лешего насквозь. Бросился бежать леший, бежал-бежал до самого своего жилища. Настиг его Перя на пороге, видит: тот уже мертвый лежит.
Вошел Перя в жилище лешего, со всем чертовым исчадьем расправился. Одна только девушка взмолилась о пощаде:
– Я, – говорит, – крещеная! Я была похищена из дому.
Не убил ее Перя, зажил с нею. Как-то захотела новая жена в баньке помыться. Предупредила Перю:
– Ты без стука ко мне в баньку не заходи.
Удивился Перя: как так? Почему мужу нельзя? Подкрался к баньке да без всякого стука и заглянул в нее. Видит: сняла его жена волосы со своей головы и, как зверь, зубами в них стала пощелкивать – вшей давить. Разгневался тут Перя и ведьму прибил.
Записал Н. А. Шахов. Литературная обработка Е. В. Лукина
Сокол Пипиристи
Коми-зырянская сказка
Жил один купец. Было у него три дочери. Однажды собрался он на ярмарку.
– Что же вам купить, доченьки? – спрашивает.
– Мне – гарусный сарафан, – просит старшая дочь.
– Мне – шелковый платок, – просит средняя дочь.
– А мне, – молвит младшая, – нужна сеть сокола Пипиристи.
– Ладно! – соглашается купец. – Привезу.
Поехал он на ярмарку, сарафан купил, шелковый платок купил, а сеть сокола Пипиристи нигде купить не смог. Возвратился домой, раздал подарки, а самой младшей дочери ничего не досталось. Старшие веселятся, младшая плачет.
Собрался купец на ярмарку во второй раз. Опять спрашивает:
– Что привезти вам, доченьки?
И опять старшая попросила сарафан, средняя – шелковый платок, а младшая – сеть Пипиристи-сокола.
– Ничего мне, кроме нее, не надобно! – говорит.
Васнецов А. М. Кама.
В тот раз купец целый корабль товару закупил. Старшей дочери – второй сарафан, средней – второй шелковый платок, а младшей дочери опять ничего не привез. Встретили дочери корабль: старшие радуются, младшая опять плачет.
Поехал купец на ярмарку в третий раз. И снова спрашивает о подарках. И все три опять пожелали: одна – сарафан, другая – платок, третья – сеть сокола Пипиристи. Поехал купец, накупил товара. Решил найти сеть сокола Пипиристи. Искал-искал, наконец, нашел! Красивая сеть, только дорого стоит. Однако купил.
Узнали дочери про подарки, радостно побежали навстречу отцу. Младшая дочь взяла сеть сокола Пипиристи, унесла к себе в горницу, бережно спрятала.
С того времени стал прилетать к девушке сокол Пипиристи – грудь золотая и крылья золотые, а на голове венец в жемчугах. Девушка откроет ему окошко, и милуются они целую ночь. Старшие дочери, узнав про это, решили поймать птицу: насыпали на окошко семена и подмешали туда крючок, чтобы подцепить, как на удочку. Прилетел сокол Пипиристи, занозил о крючок золотые крылья и говорит девушке:
– Зачем ты меня поранила? Сумела обидеть – теперь сумей найти за тридевять земель, за тридевять рек, за тридевять зеленых песков.
Сказал и улетел.
Долго плакала девушка, потом стала думать, как ей сокола Пипиристи разыскать? Положила в котомку душистое мыло, частую гребенку, шелковую палочку и отправилась в путь. Шла-шла, тридевять земель прошла, подходит к синему морю. Видит: летит через синее море лебедь. Говорит ему девушка:
– Лебедь, лебедь, перенеси меня через синее море!
Посадил лебедь девушку на спину, перенес через море. Пошла девушка дальше, пришла к зеленому песку. А там верблюд стоит.
– Верблюд, верблюд, – просит, – перевези меня через зеленый песок!
Посадил ее верблюд на спину, перевез. Пришла она в деревню, просится в одной избе переночевать, а ее спрашивают:
– А куда ты идешь?
– Я сокола Пипиристи ищу.
– Да он вон в той избушке, – говорят, – с ведьмой живет. Пойди к ней, наймись в работницы.
Послушалась девушка, пошла к ведьме, нанялась в работницы. Живет у нее, помогает по хозяйству. Как-то утром начала причесывать себе волосы частой гребенкой, что из дому взяла.
– Не продашь ли гребенку? – спрашивает ведьма.
– Продать не продам, а вот уступить за одну услугу могу.
– Что за услуга?
– Дай мне сокола Пипиристи на одну ночь.
Согласилась ведьма. Вечером, когда сокол Пипиристи вернулся домой, напоила его ведьма допьяна, и, когда он свалился, пустила к нему девушку.
Девушка легла рядом с соколом, крепко обняла его и заплакала:
– Пипиристи, сокол мой,
Я тебя везде искала,
За тридевять земель,
За тридевять вод,
За тридевять песков…
Ох, искала я, искала!
Всю ночь плакала и пела девушка, но сокол так и не проснулся. А наутро сказал ведьме:
– Удивительный сон приснился: будто прежняя жена мне всю ночь песню пела.
– Вечно тебе что-нибудь мерещится, – ворчит ведьма. – Поковыряй в ушах безымянным пальцем – ничего слышать не будешь.
На другой день стала девушка умываться душистым мылом, которое из дому с собой принесла. Просит ведьма:
– Продай мне мыло!
– Не продажное. Дай еще одну ночь с Пипиристи-соколом провести – задаром отдам.
Снова согласилась ведьма. Когда вернулся вечером Пипиристи-сокол, напоила она его до упаду, позвала девушку:
– Иди к соколу, ложись.
Девушка легла рядом, заплакала и запела:
– Пипиристи, сокол мой,
Я тебя везде искала,
За тридевять земель,
За тридевять вод,
За тридевять песков…
Ох, искала я, искала!
Провела всю ночь в слезах и песнях. Ушла от сокола, как только рассвело. А сокол Пипиристи проснулся около полудня, говорит:
– Опять мне снилось, будто прежняя моя жена пела.
– Вечно тебе мерещится беспутное. Говорила тебе: засунь безымянный палец в ухо, поковыряй, и ничего сниться не будет.
А на третий день начала девушка шелковой палочкой шить, и опять пристала к ней ведьма, чтоб продала ей шелковую палочку. И опять попросила девушка свидания с соколом Пипиристи в третью ночь. Ведьма согласилась и, когда вернулся домой Пипиристи-сокол, опять начала его спаивать. На этот раз сокол Пипиристи решил не пить вина, но притворился пьяным и даже повалился. Легла тогда к нему девушка, заплакала и запела:
– Пипиристи, сокол мой,
Я тебя везде искала,
За тридевять земель,
За тридевять вод,
За тридевять песков…
Ох, искала я, искала!
А сокол Пипиристи, оказывается, не спал. Услышал он песню, обнял девушку. И так пролежали они до утра. Утром сокол Пипиристи и говорит девушке:
– Ты не вставай.
А ведьма уже стучит в дверь:
– Вставайте! Не встанете – суд приведу.
Казанцев В. Г. На Урале.
Они притворились спящими. Тогда собрала ведьма стариков, угостила их вином, вышла на середину избы и спрашивает:
– Скажите, какое венчание крепче: первое или последнее?
– Первый венец покрепче! – отвечают старики.
– Ничего вы не знаете! – закричала ведьма и прогнала стариков. А вместо них собрала людей среднего возраста, напоила их допьяна, вышла на середину избы, спрашивает:
– Какой венец крепче – первый или последний?
– Первый! – отвечают.
– Ничего вы не знаете! – закричала ведьма и всех прогнала.
Наконец, собрала молодых людей, но и молодые люди отвечали ей:
– Первый венец крепче!
Тогда поднялся сокол Пипиристи, привязал ведьму к хвосту семилетнего жеребца и ударил по жеребцу плетью. С тех пор никто ведьму не видел.
И зажил сокол Пипиристи с первой своей женой припеваючи.
Записал П. Г. Доронин в 1934 году. Литературная обработка Е. В. Лукина
Манси – народ в России, коренное население Ханты-Мансийского автономного округа – Югры и соседних областей. Самоназвание «манси» означает «человек». В старину манси называли вогулами. Численность – 12 тысяч человек. Ближайшее родственное племя – ханты.
Традиционно манси занимались оленеводством, охотой. Добывали крупного зверя: лося, медведя, пушнину: белку, соболя, лисицу. Ловили рыбу, перегораживая ручьи запрудами. Разводили лошадей, овец, крупный рогатый скот. В тайге собирали ягоды, кедровые орехи, съедобные коренья. В пищу употребляли жареное, вяленое, сушеное мясо и рыбу.
Зимой манси жили в срубных домах с земляной крышей, летом – в конических берестяных чумах. Жилище отапливалось и освещалось чувалом – открытым очагом из жердей, обмазанных глиной. Женская одежда состояла из платья, распашного халата, платка, двойной оленьей шубы. Мужчины носили штаны, рубаху, глухую одежду с капюшоном из сукна, у оленеводов – из оленьей шкуры (малица).
Первоначально манси, как и ханты, жили на Урале, но коми и русские постепенно вытеснили их в Зауралье. В XVI веке началось присоединение Сибири к Московскому государству, на земле манси усилилась русская колонизация, и манси со временем были обращены в православие. Однако традиционные верования – шаманизм, анимизм – сохранили свое влияние.
Манси делились на две экзогамные фратрии – Пор и Мось. Мужчины Мось женились только на женщинах Пор и наоборот. Предком Пор считался медведь, предком Мось – мифическая женщина Калтащ (богиня земли), которая могла превращаться то в гуся, то в зайца, то в бабочку. По поверьям манси, у мужчины было пять или семь душ, у женщин – четыре или шесть, из них две – главные: одна поселялась в ребенка того же пола, а другая уходила в подземное царство. Эти древние представления отразились в мансийском фольклоре.
Художественному осмыслению космогонии и мифологии манси посвящены литературные произведения первого профессионального мансийского поэта Ювана Шесталова (1937–2011).
Миленький
Мансийская сказка
Однажды не стало вокруг суда. А стало так: приедет в поселок важный начальник, войдет в дом, сядет, ногу на ногу закинет и говорит:
– Здравствуйте! Десять белок!
Вешают ему на ногу десять белок. Кто не имеет десяти белок, пусть не здоровается. Очень тяжело стало жить манси. Один человек решил: «Есть ведь на свете какой-нибудь царь. Сходить, что ли, к царю». Оделся покойником и лег. Говорит своей жене:
– Когда появится утренняя заря, возьми меня за большой палец ноги. Как начнет шевелиться, скорее буди.
Кончил речь и уснул. Во сне увидел, каким путем нужно пойти, что царю отнести, о чем будет царь расспрашивать. А главное: ходить придется семь лет и семь зим.
Жена сидела всю ночь. Когда на заре большой палец ноги пошевелился, она разбудила мужа. Тот начал рассказывать, что видел во сне. Потом стал собираться в путь. Взял с собой шкуру черно-бурой лисицы.
Долго ли шел, коротко – пришел в царский город. На улице народу так много ходит – в лесу столько комаров нет. Встретил царского помощника. Тот говорит:
– Ты живи пока у меня. Завтра пойдем к царю.
Назавтра пошли к царскому дому. Ходок шкуру черно-бурой лисицы на шею повесил. Царский помощник и говорит:
– Войдем – ты не бойся. Куда я пойду, и ты туда ступай.
Вошли. Смотрит: пол, как золото. А спутник его идет, словно в воду опущенный. Подошел ходок к царю. Одной рукой отдал ему черно-бурую лисицу, другой – с царем здоровается. Царь говорит:
– Садись, миленький.
Паули Г.-Т. Обдорские остяки. «Этнографическое описание народов России». 1862 г.
И стал с ходоком беседовать:
– Вот, миленький, среди столь разной еды какая самая полезная?
Ходок отвечает:
– Вода да соль самые полезные.
Царь опять говорит:
– Среди столь разной одежды какая самая теплая?
Ходок отвечает:
– Трава самая теплая.
Царь опять говорит:
– Умеешь щипать утиное перо, гусиное перо?
Ну а ходок:
– Если было бы такое дело, сумел бы.
Царь говорит:
– Если умеешь, оставайся здесь.
Царь пошел в другую комнату. Царские слуги обступили ходока, спрашивают:
– Миленький, скажи, что царю сказал?
Ходок взял в руки свою шапку и говорит:
– Наложите мне полную шапку золотых денег, я скажу.
Наложили ему полную шапку золотых денег.
– Вот что я вам скажу: если умеешь обманывать, это и значит – щипать гусиное перо, утиное перо.
Взял ходок золотые деньги и наменял мелочи: три копейки, пять копеек. Наложил мелочи полный мешок и всю раздал беднякам. Говорит царю:
– Я хочу, пожалуй, домой идти.
Царь говорит:
– Ладно, ступай. Домой придешь, станешь жить князем, хозяином на своей земле.
И дал княжеские одежды. Оделся ходок и пошел. Туда шел семь лет, а назад мигом возвратился. Как будто никуда и не ходил.
Настало лето. Однажды снизу пришла лодка. Приехал важный начальник с казаками. Вынесли его прямо на берег в суконной люльке. Вошли в дом, поздоровались, потребовали десять белок. Потом наелись, напились вдоволь. Собрались дальше ехать. Ходок и говорит:
– Я вам помогу начальника в лодку отнести.
Казаки говорят:
– В воду уронишь – он тяжелый.
– Нет, – говорит, – не уроню.
Поднял его, понес. Дошел до середины сходен и бросил важного начальника в воду. С этим и пошел на берег.
Вошел в дом. Надел княжескую одежду. Казаки распахнули дверь, чтобы войти и с обидчиком разобраться. Видят: князь сидит. Испугались. Дверь захлопнули.
Вышел ходок на улицу – они по реке едут. Начальник, весь мокрый, на корму сел, казаки веслами гребут. С тех пор больше никто не приезжал, не говорил:
– Здравствуйте! Десять белок!
Записал и перевел А. Баландин в 1933–1934 годах. Литературная обработка Е. В. Лукина
Ханты – народ в России, коренное население Ханты-Мансийского автономного округа – Югры и соседних областей. Самоназвание «хантэ» означает «человек». В старину их именовали остяками. Численность – более 30 тысяч человек. Родственное племя – манси.
С древних времен ханты занимались оленеводством, таежной охотой и рыболовством. Добывали дикого оленя, лося, медведя, бобра. Промышляли водоплавающую и боровую дичь. Рыбу вылавливали, искусственно огораживая участки рек или водоемов. Собирали ягоды, съедобные коренья, но не брали грибы, считая их нечистыми. В пищу употребляли сырую, вяленую и копченую рыбу, мясо ели сырым или вареным. Пили рыбий жир, смешанный с ягодами. Излюбленным блюдом считалась рыбья икра, вываренная в рыбьем жире. Напитком служил отвар из чаги и иных полезных растений.
Временными жилищами были чумы – каркасные постройки из жердей, покрытые берестяными полотнищами или оленьими шкурами. К постоянным жилищам относились землянки и полуземлянки с опорными столбами и шатровой крышей. Вся одежда у хантов была распашной, меховой или халатообразной, суконной, при этом отделывалась традиционными орнаментами («заячьи уши», «ветви березы», «оленьи рога»). Женщины носили украшения из бисера, кольца, серьги. Косы украшали накосниками с ложными косами. Мужчины также носили косы. Была известна и татуировка.
До XVIII века культура хантов была языческой с элементами шаманизма и анимизма, но впоследствии испытала сильное влияние христианства. С распространением православия в хантыйский языческий пантеон вошел образ Микол Торума (Николая Угодника), а триада главных божеств Нуми-Торума (бога неба), Мир-Сусне-хума (человека, осматривающего мир) и Калтащ-Эквы (богини материнства и жизни) была соотнесена с образами Отца, Сына и Богородицы. Календарные обряды оказались приуроченными к православным датам: Вороний праздник соответствовал Благовещению, приношение духам воды после вскрытия рек и лесным духам в начале зимней охоты – Петрову дню и Покрову.
Паули Г.-Т. Обдорские остяки. «Этнографическое описание народов России». 1862 г.
Слепой охотник
Хантыйская сказка
Жили два брата. Младший уже женат был, а старший – холостяк. Как осенью снег выпадал, старший сразу на охоту собирался. Надолго в тайгу уходил. А младший тоже охотился каждый день, но вечером всегда возвращался. Придет весь мокрый, как будто лазил в снегу, и ничего не приносит: ни рыбы, ни зверя. Вот жена и думает: «В чем дело? Люди ходят на охоту, что-то добывают, приносят домой, а мой муж все время возвращается с пустыми руками. Надо будет завтра проследить за ним, посмотреть, что он там делает».
На следующий день муж опять на охоту собрался. И жена тоже собралась – как будто за дровами. Пошел муж, она за ним по пятам. Издали следит: вот он в лес зашел, улегся на спину и лежит.
«Ничего себе охотничек! – думает жена. – Шел, шел, улегся и лежит. Дай-ка поближе подойду».
Подошла и видит: муж вытащил свои глаза, выставил к небу и запел:
– Сэмлек рэм-рэм-рэм.
Жену оторопь взяла: «Ничего себе – сэмлек рэм-рэм-рэм! Люди охотятся, а он, оказывается, песенки сочиняет. Сейчас я тебе чудес-то натворю».
Незаметно подошла к нему. Цап! – выдернула из рук глаза и убежала. Остался муж без глаз. Туда-сюда, куда делись глаза? Кто выхватил из рук? Давай вокруг шарить – нет нигде. «Ну, – думает, – домой-то я попаду, дорога знакомая, а вот куда глаза делись?»
Кое-как до дома добрался. Жена встречает:
– Ты сегодня чего-то раньше пришел.
– Да вот, что-то ослеп я сегодня, ничего не вижу. Ты случайно мои глаза не видела?
– Да где ж я могла их видеть? Сам небось где-то оставил.
А сама думает: «Так тебе и надо. Дома сиди, раз не можешь охотиться как человек».
На следующий день жена возится на улице с дровами. Видит: с той стороны реки лось бежит, прямо к ним. Забегает жена в юрту, кричит мужу:
– Лось бежит, что делать?
– Принеси мне лук и стрелы, дверь открой. Скажешь, когда лось к двери подойдет.
Притащила ему жена лук и стрелы. Лось близко к двери подбежал. Жена говорит:
– Как раз возле дверей он.
Выстрелил муж в сторону двери.
– Ну, жена, сходи посмотри, что там у меня вышло?
Пошла жена, смотрит, а лось немного пробежал и упал, лежит. Возвращается домой, муж спрашивает:
– Ну как там? Попал хоть, нет?
– Разве сослепу попадешь? Нет, не попал.
– Как так не попал? У меня никогда стрела мимо не проходила, а тут мимо прошла! Вот тебе раз. Ну ладно, мимо так мимо.
Жена как будто по дрова ушла, а сама к лосю направилась, разделала тушу, домой притащила. Сварила себе мясо, ест и думает: «Вот так, муженек! Ты там каждый день песенки сочиняешь, охотиться не хочешь, вот и ешь, что хочешь. А я хоть мяса поем».
А муж заподозрил неладное: «А что если это жена у меня глаза стащила? Значит, она их спрятала куда-то. Куда? Надо подумать».
Думал-думал муж и придумал. Один раз, зная, что жена надолго по дрова ушла, стал рыть подземный ход к юрте старшего брата. Каждый день, как жена уйдет, так он роет. Наконец, прорыл до самого дома, а старший брат еще с охоты не вернулся. Зашел он в дом и затопил печь. А жена с дровами пришла, увидела, как дымок над соседней юртой вьется, и думает: «Приехал старший брат. Надо зайти, пожаловаться на своего мужа – лентяя!»
Направилась к юрте. Перед дверью по обычаю накрыла голову платком, чтобы старший брат лица не видел. Зашла, уселась в уголочке и стала жаловаться:
– Люди добрые на охоту ходят, дела делают, кое-что добывают, а у меня вот муж каждый день с утра пойдет и к вечеру приходит. И ни рыбинки, ни зверюшки не приносит. Что за муж такой! Надоело мне каждый день одно и то же.
Все подробно жена рассказала: как она за мужем следила, как глаза у него стащила и в короб спрятала, как он вслепую лося подстрелил, а она ему сказала, что стрела мимо лося прошла. Рассказала, что сама лосиную тушу разделала и теперь втихаря мясо ест. А под конец добавила:
– Вот так, твой братик – лентяй.
Муж выслушал, уткнув лицо в колени. Промычал:
– Да, плохо.
– Ну ладно, – вздохнула жена. – Домой пойду.
Встала, пошла. А муж тем временем обратно в нору и быстренько к себе в юрту пробрался, из короба вытащил свои глаза, надел. Сел у печки, как ни в чем не бывало. Тут жена заходит.
– Вот, – говорит, – твой брат приехал с охоты.
– Что-нибудь добыл?
– Не знаю, не стала спрашивать.
Тут жена заметила, что муж прозрел – сидит и своими глазами сверкает. Бросилась она на улицу, муж – следом. Говорят, весь поселок сбежался посмотреть, как муж за женой с плеткой гонялся.
Рассказала Н. Г. Чалтомова в 1983 году. Записала Н. В. Лукина. Литературная обработка Е. В. Лукина
ежала по лесу лисица, глядь, навстречу старая лошадь. Лошадь рассказала, что ее выгнал хозяин. Потолковали лошадь с лисой и решили, что они вместе станут жить, вместе еду добывать, а коли не прокормятся, то бросят жребий, кого из них зарезать, чтобы другой сыт был. Жили они, жили. Наконец, вся еда кончилась. Стали жребий метать, кого из них зарезать. Выпал жребий убить лошадь. А простым ножом её нельзя зарезать. Пришлось у жреца Пама нож просить. Побежала лисица к Паму, всё ему рассказала:
— Ой, великий Пам, дай нож лошадь зарезать, меня, лису, накормить.
А Пам отвечает:
— Затупился мой нож. Надо к Ену пойти, у него точильный брусок взять и мой нож наточить.
— Ой, могучий Ен, дай брусок Памов нож наточить, лошадь зарезать, меня, лисицу, накормить. Задумался Ен. Долго думал:
— Мой брусок очень тяжелый. Ступай на небо, заберись на ясный месяц, приведи оттуда черного быка. Он и стащит с неба на землю точильный брусок.
Побежала лиса на высокую гору, оттуда забралась на тучу, поднялась к ясному месяцу, просит:
— Месяц, месяц, отпусти своего быка, точильный брусок с псба втащить, Памов нож наточить, лошадь зарезать, меня, лису, до отвала накормить!
Отвечает месяц:
— Моего быка может с неба согнать только небесный пастух — сын солнца.
Побежала лисица к солнцу:
— Солнышко, солнышко, отпусти со мной своего сына-пастуха. Пусть он погонит лунного быка — брусок Ена стащить, Памов нож наточить, лошадь зарезать и кониной меня, лису, до отвала накормить.
Отвечает солнце:
— Не пойдет мой сын, пока не напьется заячьего молока.
Лисица на землю спустилась, в лес побежала, отыскала зайчиху и просит:
— Зайчиха, зайчиха, дай надоить твоего молока, солнцева сына напоить, он лунного быка пригонит, бык притащит брусок, Пам свой нож наточит, лошадь зарежет, меня, лисицу, накормит.
Отвечает зайчиха:
— Заячье молоко можно надоить только в осиновый подойник.
Побежала лисица к осине:
— Осина, осина, дай подойник, заячье молоко надоить, молоком солнцева сына напоить. Солнцев сын лунного быка пригонит, бык притащит брусок, Нам свой нож наточит, лошадь зарежет, меня, лису, накормит вкусным мясом.
Отвечает осина:
— Не дам я тебе осинового подойника, пока не добудешь острый зуб бобра. Побежала лисица к бобру.
— Бобер, бобер, дай мне острый зуб, чтобы сделать осиновый подойник, заячьего молока надоить, солнцева сына напоить, лунного быка пригнать, брусок притащить, Памов нож наточить, лошадь зарезать, меня, лису, до отвала накормить.
Отвечает бобер:
— Мой зуб могут вырвать только клещи кузнеца. Побежала лисица к старому кузнецу, горько плачет:
— Кузнец, кузнец, вырви зуб у бобра, чтобы сделать осиновый подойник, заячьего молока надоить, солнцева сына напоить, лунного быка пригнать, брусок Ена стащить, Памов нож наточить, лошадь зарезать, меня, лису, до отвала накормить. Взял кузнец свои клещи, вырвал зуб у бобра. Отнесла лисица этот зуб осине, осина дала подойник. Лисица наполнила подойник молоком зайчихи и напоила солнцева сына. Солнцев сын-пастух пригнал лунного быка. Бык притащил Паму брусок Ена. Пам наточил свой нож, пошел лошадь резать. Положил ее голову на приступок, ударил ножом, да так неладно-нескладно, что воткнулся нож в приступок. Испугалась лошадь и убежала без оглядки, и лисица ни с чем осталась.
КОМИ НАРОДНЫЕ СКАЗКИ
Фома
Яг-Морт
Три брата и сестра
Солдат, скупой мужик и злой царь
Федот стрелец
Тридцать женихов
Миф о Йиркапе
Как Иван нужду закопал
Господин Иван Сарапанчиков
Марпида-царевна
Ёма и две сестры (Ёма и две девушки)
Дочка с веретенце
Медвежьи няньки
Сказка о трех горшках
Охотник и Чукля
Чёрный песец.
Хлеб и огонь
Седун
Прокудливая береза
Портной и омэли
Пера-богатырь (2)
Пера-богатырь
Мышь и сорока
Лиса и заяц
Лиса
Гундыр
Коми народная сказка
Жил-был Фома. Целыми днями без устали трудился. Отец с матерью не нарадовались. Однажды он рубил дрова в лесу. В это время мимо проходила Ёма - злая ведьма. Фома так заработался, что и не заметил ее, взмахнул топором, а сучок отлетел и попал ведьме в глаз. Разозлилась Ёма, дунула, плюнула и проговорила:
- Не взмахнешь топором
Ты ни вверх, ни вниз,
Был прилежным ты,
А теперь - ленись.
Лежи на печи,
Обтирай кирпичи!
И что вы думали? Так оно и случилось. Не узнать Фому.
Разленился он и целые дни валяется на печке. Как-то раз говорит Фоме мать-старушка:
- Чем без толку на печке валяться, пошел бы в чащу да вырыл лисью яму.
- Ладно, пойду,- отвечает Фома.- Только завтра, как встанешь, свари мне кашу.
Мать назавтра сварила кашу. Фома кашу съел, зевнул, побрел в лес и вырыл лисью яму. На другой день отправился он к яме, а там лиса сидит и говорит ему человечьим голосом:
- Фома, выпусти меня, я большое добро тебе сделаю. Фома пожалел лису и выпустил ее. Вернулся домой и опять залез на печь.
А лиса пошла в темную чащу и легла на траву. Увидал ее волк и спрашивает:
- Лисичка-сестричка, отчего ты валяешься на земле?
- Я,- говорит лиса,- у Фомы гостила, так наелась, пошевелиться не могу.
- Везет тебе, лисичка, все где-нибудь да гостишь. Хоть раз меня своди куда-нибудь.
- Свела бы, да что тебя одного вести? Собери стаю, тогда сведу.
Собрал он волчью стаю и привел ее к лисе. Лиса и говорит:
- Ведь вы, волки, не умеете вести себя на пиру, так лучше молчите там.
Лиса впереди побежала, звери за ней. Привела лиса стаю к царскому дворцу и заговорила под окном человечьим голосом, которого волки не понимают:
- Царь-государь, тебе Фома гостинцы послал, вот ведь до чего он богатый! Царь удивился.
Какой такой Фома?
И приказал запереть волков в хлев. Потом лиса привела царю сотню зайцев и сотню горностаев. Все, дескать, это дары Фомы. А Фома лежит себе на печи, ничего не знает. Наконец, лиса приходит к царю и говорит:
- У Фомы очень много денег, и никак не можем сосчитать. Дай-ка нам пудовку.
Лиса взяла пудовку*, отыскала на дороге две-три монеты и за бересту засунула. Потом и отнесла обратно царю.
Царь спрашивает:
- Сколько же оказалось золота у твоего господина?
- Не помню, что-то около ста пудовок,- отвечает лиса.
Царь приказал слугам:
- А ну, осмотрите пудовку, может, они и не меряли золото. Если меряли, то там что-нибудь должно остаться.
Осмотрели слуги пудовку и за берестой нашли монеты.
Царь удивляется: «Какой этот Фома богатый!»
А лиса опять явилась во дворец и говорит царю:
- Царь-государь, Фома просит выдать за него твою дочь.
Царь отвечает:
- Ладно, выдам. Как же не выдать за такого богача!
- Мы на барке** приплывем,- обещает лиса.- Ждите нас на берегу.
Побежала лиса на берег, связала из бревен плот и говорит Фоме:
- Вставай, я тебе царевну сосватала, идем пировать.
Обрадовался Фома, встал на плот, хоть и лень ему было. А лиса его догола раздела, вымыла чисто-начисто, зелёными ветками прикрыла. Поплыли они ко дворцу. А там уже ждут не дождутся жениха. От берега и до самого дворца постлано синее сукно. Только жених приплыл, царь выходит ему навстречу.
Лиса-сваха выскочила на берег и говорит:
- Ой, царь-государь, мы ведь еле доплыли. Барка наша затонула. Там было семьдесят слуг, все погибли до единого. Едва спасла жениха и на плот посадила. Смотри - он совсем голый, ветками прикрыт: одежда и обувь у него на дне реки. Теперь новую придется заказать.
Царь созвал портных и сапожников, те принесли узорчатые сапоги, сшили жениху новую одежду. Фома зевнул, обулся, оделся: одно плечо тронет рукой, другое тронет,- нравится ему одежда.
А царская дочь спрашивает у лисы:
- Жених лицом-то красивый, только не дурак ли он? Что так вертится? А лиса отвечает:
- Ему одежда не нравится, не по нему сшита.
Царь велел принести кафтан лучше прежнего. Лиса одела жениха и в плечо иголку воткнула, чтоб не шевелился. Жених повернул голову, укололся и перестал вертеться.
- Вот, царевна,- говорит лиса,- красивый кафтан жениху по вкусу.
В тот же день лентяй Фома обвенчался с царской дочерью.
А лиса опять:
- Завтра, царь-государь, пожалуй к нам в гости.
А сама скорее в дорогу отправилась. Гостей пригласила, а куда им прийти?
Шла, шла лиса, добралась до зеленого луга. На опушке конский табун пасется. Лиса спрашивает пастухов:
- Чьих лошадей стережете?
- Ёминых,- отвечают пастухи.
- Здесь будет проезжать свадьба. Если спросят, чьи кони, скажите - Фомины, а не скажете, я волчью стаю сюда приведу.
Так же велела лиса говорить и тем, кто караулил коров и овец. И опять побежала. Бежала, бежала, добежала до дома Ёмы - злой ведьмы. Лиса зашла в дом. Там Ёма сидит, шерсть прядет.
Лиса как закричит:
- Беги, Ёма! Царь со слугами едет, хочет тебе голову срубить, а твой дом спалить! Беги, скорей спрячься в солому!
Ёма испугалась, забралась в соломенный сноп, а лиса подожгла солому, и ведьма сгорела.
Лиса в Ёмином доме пир устроила, царя и его слуг угостила.
Уехали гости, а Фома с женой - царской дочкой - стали в Ёмином доме жить-поживать.
Сгорела Ёма, кончился и ее приговор. Снова Фома стал трудолюбивым.
______________________________________
* Пудовка - мера веса, вмещающая пуд зерна.
** Барка - старинная большая лодка.
Про бедняка Момэта и богатого барина
Коми народная сказка
Жил в деревне один парень. Как его отец с матерью звали - никто не знал. Все его Момэтом величали. Это если человек простоват да себе на уме, с хитрецой, - так его в народе Момэтом зовут, какое бы имя он при рождении ни получил.
Шёл он как-то лесом. А лес был барский, а барин был злой и жадный.
Вот идёт Момэт, за плечом у него ружьё, и вдруг видит, притаился под деревом заяц. Ну как тут охотнику пройти мимо! На то он и охотник, чтобы всякое лесное зверьё стрелять. Вскинул Момэт ружьё и с одного выстрела подбил зайца. Подобрал его и пошёл дальше.
«Вот это повезло! - думает. - Не один день поем досыта!»
Только не так уж ему повезло. Как раз поблизости барин гулял и при нём слуги его верные.
Барин кричит:
- Как ты, такой-сякой, смеешь здесь охотиться? Ты что, не знаешь, что лес и звери мои, барские?
Момэт просит его, молит:
- Прости, батюшка-барин, заяц ведь не медведь. Ну какая ему цена?
- Да я тебя за медведя на всю жизнь в тюрьму бы засадил! - кричит барин. - Про медведя и думать не смей!
- Не смею, барин, не смею! На своей корове увижу медведя - и то не трону. А уж зайца прости мне!
- Не прощу! - твердит барин. - Эй! - приказывает он слугам. - Ведите этого вора в город. Пусть его строгим судом судят.
Схватили барские слуги Момэта и потащили в город - на суд, на расправу. И вышло ему наказание: за то, что убил зайца в барском лесу, сидеть ему в тюрьме два года.
Видать, там, где лес барский, - там и закон барский.
Отсидел Момэт положенный срок и когда-некогда вернулся домой. Живёт он и радуется, а пришло время - взял ружьё и на охоту собрался. Чтобы дорогу сократить, решил он через барский лес идти. О том, чтобы в барском лесу охотиться, Момэт и думать не смеет. По сторонам смотреть и то боится. Узнал, каков барский суд.
И вдруг слышит Момэт, ну не своим голосом кричит кто-то, на помощь зовёт. Побежал он на этот крик и видит: лежит на земле барин, а над ним медведь. Огромный, страшный. Пасть разинул, одной лапой придавил барина, а другую над ним занёс.
- Спаси, Момэт, голубчик? - просит барин. - Стреляй скорее? Вот уж повезло мне, что ты мимо шёл?
Повезло, да не очень. Не хочет Момэт стрелять.
- Что ты, барин,- говорит Момэт. - Ты ведь сам грозил, что за медведя на всю жизнь в тюрьму засадишь. И лес - твой. И медведь - твой. Не смею я здесь стрелять.
- Да я тебе век благодарен буду, - чуть не плачет барин. - Стреляй скорее? Избавь от смерти!
- Нет, барин, никак мне нельзя стрелять, - говорит Момэт. - Не могу я твой приказ нарушить. Я твоего медведя пальцем тронуть не смею, не то что застрелить.
Сказал - и пошёл своей дорогой.
А барину тут и конец настал.
Яг-Морт
Коми народная легенда
В седой древности, когда еще на берегах Печоры и Ижмы рассеянно жили полудикие чудские племена и, не зная хлебопашества, питались от промысла зверей и рыб, когда они поклонялись богам каменным и деревянным, в дремучем лесу, окружающем одно из чудских селений, появился человек необыкновенный. Ростом он был едва ли не с добрую сосну, и по голосу, по виду - дикий зверь. Лицо, обросшее черной, как смоль, бородой, глаза, налитые кровью и дико сверкающие из–под густых бровей, одежда из невыделанной медвежьей шкуры - вот приметы этого человека, которого чудь назвала Яг Мортом, Лесным человеком, и название это вполне подходило ему.
Никто не знал, какого роду–племени Яг Морт, никто не ведал, откуда появился он возле чудских жилищ. Яг Морт жил в глубине дремучего леса, в недоступных чащобах, рассеянных по пустынному побережью реки Кучи, и появлялся в селениях только для грабежа и убийств. Робкие чудины избегали встречи с ним. Одно имя Яг Морта наводило страх, женщины пугали им шаловливых детей своих:
Яг Морт ыджыд
кыдз бур коз,
Яг жорт съöд,
кыдз пач шом.
Эн бöрд, пиö,
Яг Морт воас,
Кутан бöрдны-
тэнö сёяс.
Яг Морт высок,
как добрая ель.
Яг Морт черен,
как уголь в печи.
Не плачь, сынок,
придет Яг Морт,
Будешь плакать-
съест тебя.
Так пела молодая чудинка, стараясь унять плачущее дитя свое.
Для нападений на селения Яг Морт обыкновенно избирал ночное время, и тогда, во мраке, освещаемом заревом пожара, каждый шаг его отмечался кровью и опустошением. Он уводил, резал скот, похищал жен и детей. Ненависть Яг Морта ко всему живому простиралась до того, что он часто без всякой причины убивал встречного и поперечного.
Выведенные из терпения злодействами разбойника, чудины всеми силами старались погубить его: они ловили его, как дикого зверя, устраивали засады, но ничего не помогало. Хитрости противопоставлял он хитрость, а открытая схватка с могучим разбойником была не по плечу робким чудинам. И во всем Запечорье не выискалось молодца, кто бы осмелился помериться силами с Яг Мортом: взмах топора был ему нипочем, удары копий отражал он своей палицей, а стрелы отскакивали от косматой груди его.
Вдобавок Яг Морт слыл в народе великим чародеем: в воде не тонул и в огне не горел, как обыкновенно говорили о нем люди. Скотский падеж, бездождие, безветрие и вообще все физические бедствия - все суеверная чудь приписывала мрачным волхвованиям Яг Морта. Он повелевал стихиями, помрачал звезды, солнце и луну, и не было предела темному могуществу чародея–разбойника, и потому он царствовал безнаказанно в мрачных лесах Запечорья.
Раз у старшины одного из чудских селений пропала без вести единственная дочь, красавица Райда. Проходит день, два, проходит неделя - прекрасной Райды нет как нет! Мать ее все глаза выплакала, отец и жених исходили все окрестные селения и леса, но не нашли нигде Райды.
Вот кликнули клич, созвали народ, объявили горестную утрату, и все, старые и малые, единогласно утвердили, что весеннему цветку, Райде, нельзя так рано увянуть, если она исчезла, это непременно сделано Яг Мортом: он завидовал цветущей красе Райды, он и похитил ее и увлек в звериную берлогу... "Но горе нам,- промолвили старики,- нет суда на Яг Морта: мы ничего не можем сделать против могучего чародея! Райда погибла!" Как водится, потолковали, пошумели и, с печальным видом засунув бороды в воротники шуб, возвратились по домам. Но не удовольствовался таким решением удалой жених Райды, не удовольствовались им и прочие молодые парни, соискатели руки красавицы.
Они снова кликнули клич, взволновали все Запечорье, собрали несколько десятков удальцов завзятых и на общем совете положили: "Во что бы то ни стало отыскать жилище Яг Морта, схватить его живого или мертвого, погубить, сжечь окаянного чародея, хотя бы самим погибнуть!" И вот составилось ополчение: ратники вооружились луками, копьями, топорами - кто чем мог, и двинулись в поход - сто против одного! Но этот один был не простой человек, а силач необыкновенный, страшный разбойник, и вдобавок колдун, чернокнижник. И отважные охотники не без тайного страха ожидали встречи с Яг Мортом.
Несколько суток прошло в тщетных поисках, но чудины не отступались от принятого намерения и не возвращались домой. Наконец они засели в густом лесу, на угоре Ижмы, близ тропинки, по которой обыкновенно проходил разбойник. Неизвестно, долго ли парни таились в засаде, но вот однажды видят: Яг Морт переходит вброд Ижму, прямо напротив того места, где они притаились, и казалось, идет прямо на них. Тут не одно чудское сердце забилось от страха, но трусить было уже поздно, и, лишь только злодей ступил на берег, копья, стрелы, каменья градом посыпались на него из чащи леса. Изумленный столь внезапным нападением, ошеломленный первыми ударами, разбойник на минуту остановился...
А бесчисленные удары сыпались на него, тогда заревел он, как дикий зверь, взмахнул тяжелой палицей, и понесся в середину нападавших. Чудины окружили его со всех сторон, и началась страшная битва... Яг Морт долго, с яростным ожесточением отбивался от толпы озлобленных противников, палица его разражалась смертию над головами чудин, огромный топор его упился их кровью. Он многих положил на месте, и наконец сам изнемог: усталость, раны обессилили его, он пал на землю, обагренную кровью победителей, и торжествующие чудины схватили Яг Морта, отсекли ему руки, но оставили живого, грозили отрубить ему голову, если он не откроет им своего жилища. И силач–волшебник должен был покориться воле победителей. Он повел их в самую чащу леса, где на высоком берегу Кучи выкопана была огромная пещера, бывшая убежищем Яг Морта. Близ устья этой пещеры, на большой груде костей лежали обезображенные останки прекрасной некогда Райды...
В глубине пещеры чудины нашли множество разной добычи, сложили все в кучу и сожгли. А страшное логово Яг Морта засыпали землей, забросали камнями, заложили бревнами. Потом привели обратно своего пленника на то место, где он попался в первый раз, отрубили ему голову, в спину вбили осиновый кол, и труп закопали в землю, в том самом месте, где ныне находится холм, слывущий в народе могилой Яг Морта.
Три брата и сестра
Коми народная сказка
Жила-была в дремучем лесу девушка. У нее было три брата. Девушка эта была красивая и мудрая-премудрая.
Когда мать и отец умерли, дети схоронили матушку под печкой, отца под жерновом. И пошла сестра с братьями счастья искать... Шли они, шли, добрались до серебряной березы. Старший брат говорит:
- Я, милая сестра, залезу на березу. Наломаю серебряных веток.
- Не лезь,- отвечает девушка,- застрянешь. Брат не послушался, забрался на березу, стал бросать сестре серебряные листья, да пожадничал - в карман много серебра положил. Как начал спускаться, застрял. Напрасно братья и сестра кричали-плакали, ничего не помогло, тут и оставили брата. Пошли дальше и добрались до золотой березы. Второй брат говорит:
- Я залезу, золотых веток наломаю, золотые листья тебе набросаю. Сестра говорит:
- Не лезь, пропадешь!
- Не пропаду,- отвечает брат.
Вот и второй брат залез на дерево, принялся золотые ветки ломать, себе карманы золотом набивать. Стая спускаться и застрял на дереве. Сестра и брат опять поплакали, покричали и оставили его на березе.
Шли, шли третий брат с сестрой, добрались до жемчужной березы. Залез третий брат на дерево, принялся бросать сестре жемчужные листья, а карманы жемчугом наполнять. Спускаться стал, дошел до середины и застрял.
Осталась одна сестра.
Шла, шла она и дошла до села. Там большой дом эксы* стоит.
Девушка зашла в сени этого дома, спряталась под опрокинутым чаном и запела грустную песню о своих братьях.
Услыхали песню сыновья эксы:
- Кто поет, у кого голосок, как ручей, журчит? Давайте, братья, найдем певунью. Какому брату попадется, женою того и будет.
Принялись братья певунью искать, ищут, ищут, а ее нет нигде, только песня звенит.
Старший брат дольше всех искал, не смог найти девушку.
А та все громче поет, о своей жизни в песне рассказывает...
Говорит средний брат:
- Если правда, что девушка о себе поведала, то мне она по сердцу, я на ней женюсь.
И принялся искать он девушку и не смог найти.
Стал младший искать, подумал: не под чаном ли. Глянул туда, там певунья. Уж очень она ему полюбилась.
Пошел он с девушкой посмотреть на братьев.
Вот добрались они до березы с жемчужными ветвями, там брат на ветке сидит, а слезть не может.
Говорит девушка сыну эксы:
- Ты видишь теперь, что я правду сказала.
- Вижу!- отвечает сын эксы.
Говорит невеста:
- А теперь я твои слова хочу проверить. Когда я под чаном сидела, слышала, как ты обещал выручить моих братьев.
- Знаю!- отвечает сын эксы.
Махнул рукавом сын эксы, и спустился на землю брат, стал воду из ручья пить, малину есть. А невеста показала жениху своих братьев на серебряной березе и на золотой. Сын эксы снял их тоже, потом с невестой да ее братьями во дворец поскакал - свадьбу справлять, гулять-пировать.
__________________________________
* Эксы (древне-коми)- князь (öксы)