Эталонный тролль. Почему Калигулу ненавидел Сенат и прощал простой народ. Лошадь-сенатор по кличке инцитат Кто ввел коня в сенат

Благодаря стараниям Кони присяжные выпустили террористку, ранившую градоначальника Трепова, прямо из здания суда. Непостижимо! В наше время трудно представить, что человек, покушавшийся на жизнь крупного политического деятеля, не понесет никакого наказания.

Судебные подмостки

Судьба прочила ему театральные подмостки или писательскую участь. Отец Анатолия Кони был известным водевилистом и театральным критиком, а мать играла на сцене. Крестным Анатолия стал знаменитый романист Иван Лажечников.
Однако юноша выбрал иной путь. Сценой для него стало место суда. Ему приходилось участвовать в драмах, трагедиях и комедиях жизни. Он исполнял все старинные амплуа: был злодеем - прокурор в глазах обвиняемого; благородным отцом, руководя присяжными и оберегая их от ошибок; резонером, так как в качестве обер-прокурора должен был разъяснять закон сенаторам.

По юридической стезе Кони пошел случайно. Он досрочно поступил в Петербургский университет на физико-математический факультет, после шестого класса гимназии. Причем отвечал достойно на вопросы и вне программы. В результате знаменитый профессор Сомов пришел в такой восторг, что поднял Кони в воздух, восклицая: "Я вас снесу!" Но, увидев обиженное лицо будущего студента, оставил его в покое.

В декабре 1861 года Петербургский университет был закрыт на неопределенное время вследствие студенческих волнений. Случайная встреча с образованными юристами Виктором Фуксом и Петром Капнистом решила судьбу Кони. И он окончил юридический факультет Московского университета. Карьера складывалась удачно. Проработав несколько лет в судебных палатах, а позднее и прокурором окружного суда в Петербурге, Кони приобрел славу хорошего оратора и талантливого судебного деятеля.

24 января 1878 года Кони вступил в должность председателя Петербургского окружного суда. В этот же день Вера Засулич выстрелом из пистолета ранила градоначальника Трепова. Спустя всего два месяца состоялся суд над террористкой. Впервые такое громкое дело было доверено появившемуся в 1864 году суду присяжных заседателей. Обвинительного решения ждал царь в Зимнем дворце, оправдания жаждала либеральная интеллигенция. Толпа сочувствующих теснилась у здания суда в ожидании вердикта присяжных. Кони пришлось председательствовать в суде по этому делу. В своем резюме он не толкал присяжных в ту или иную сторону, а только освещал перед ними тот логический путь, который они должны пройти. Его резюме было столь блестящим, что по делу Веры Засулич присяжные заседатели вынесли оправдательный вердикт. Впрочем, это стоило ему вынужденного перерыва в любимой работе в уголовном суде, он был переведен в гражданский департамент судебной палаты.

Однако власти ценили Анатолия Федоровича. В 1885 году его назначили обер-прокурором уголовного кассационного департамента Сената. По этому поводу даже появилась эпиграмма:

В Сенат коня
Калигула привел,
Стоит он, убранный
и в бархате, и в злате.
Но я скажу,
у нас такой же произвол:
В газетах я прочел,
что Кони есть в Сенате.
На что Кони ответил своей эпиграммой:
Я не люблю таких ироний,
Как люди непомерно злы!
Ведь то прогресс,
что нынче Кони,
Где раньше были лишь ослы.

Через пять лет Кони оставил судебную деятельность и указом императора был переведен в общее собрание Первого департамента Сената в качестве присутствующего сенатора.

В июле 1906 года глава кабинета министров Петр Столыпин предложил Кони войти в состав правительства в качестве министра юстиции. Три дня Анатолия Федоровича уговаривали занять этот пост, но он, сославшись на нездоровье, категорически отказался. В 1907-м он стал членом Государственного совета, по привычке совмещая труды на благо державы с преподаванием и сочинительством. Он подсказал Льву Толстому сюжеты для "Воскресения" и "Живого трупа", заимствованные из судебной практики.

Неиссякаемый альтруист

После Октябрьской революции, лишившей его всех привилегий, Кони не оставил Родину. Гуляя по улицам, он брал с собой костыли (травму ног он получил при крушении поезда на Сестрорецкой дороге в 1890 году) и часто присаживался отдохнуть, тогда сердобольные женщины пытались подать ему милостыню.

Блестящий оратор имел одну слабость: он упорно отстаивал те нормы русской речи, которые существовали во времена его юности. Например, слово "обязательный" имело, по его убеждению, один-единственный смысл - "любезный". К концу его жизни "обязательно" стало означать "непременно", что приводило Кони в ярость.

Представьте себе, - говорил он, волнуясь, - иду я сегодня по Спасской и слышу: "Он обязательно набьет тебе морду!" Как вам это нравится? Один человек сообщает другому, что кто-то любезно его поколотит!

Устраненный с судебного поприща, Кони занялся преподавательской деятельностью: приступил к чтению лекций в Петроградском университете. Он прочитал несколько тысяч публичных лекций в различных учебных заведениях. И это несмотря на его возраст и состояние здоровья.

Студенчество ревностно следило за тем, где и когда предполагается лекция Анатолия Федоровича, стараясь не пропустить ни одной из них. Старый маленький человек с трудом на костылях добирался до места, опускался на стул, вытирал вспотевшее, усталое лицо, удобней усаживался и постепенно преображался. Лицо обретало спокойное выражение, глаза становились озорно-молодыми, очень слабый вначале старческий голос постепенно становился уверенным, и студенты забывали, что перед ними старик. "Аудитория всегда бывала переполненной, - вспоминала студентка 20-х годов Ленинградского университета Андреева. - Иногда не хватало места на скамейках или на стульях, и слушатели располагались прямо на полу, стараясь занять место поближе к Анатолию Федоровичу. Глядя на него и слушая его образную речь, часто перемежающуюся шутками, острым словом, изображением рассказываемого в лицах (он был прекрасным лицедеем), мы готовы были слушать оратора до бесконечности".

Анатолий Федорович на занятиях воссоздавал суд присяжных, как он должен был существовать по замыслу судебной реформы 1864 года. Чтобы слушатели поняли все надлежащим образом, в целях наиболее ясного представления о роли участников процесса устраивались настоящие "судебные процессы". На лекциях Кони можно было увидеть глубоких, убеленных сединами старцев, таких как Василий Иванович Немирович-Данченко, и других представителей литературных кругов, для которых было большим удовольствием послушать Анатолия Федоровича. Кони вспоминал какое-нибудь дело из своей практики и предлагал провести его разбирательство.

Неиссякаемый альтруист до последнего надеялся, что в новом государстве возродится правовое общество. 82-летний Кони утверждал: "Я прожил жизнь так, что мне не за что краснеть. Я любил свой народ, свою страну, служил им, как мог и умел. Я не боюсь смерти. Я много боролся за свой народ, за то, во что верил". Весной 1927 года, читая лекцию в холодной, неотапливаемой аудитории, известный судебный деятель, бывший сенатор и член Государственного совета, блестящий оратор и литератор, почетный академик Кони простудился и заболел воспалением легких. Вылечить его не смогли. 17 сентября 1927 года Анатолия Федоровича не стало. К подножию могилы на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры легли сотни венков. В середине 30-х годов прошлого века останки были перенесены на Литераторские мостки Волкова кладбища.

Дело о крушении императорского поезда

Анатолию Кони поручили расследование дела о крушении императорского поезда 17 октября 1888 года. Тогда императорской семье чудом удалось избежать смерти, говорили, что силач Александр III поддерживал обвалившуюся крышу вагона, пока его близкие не выбрались наружу, за что и поплатился здоровьем. Какие только версии не всплывали, например, мальчик террорист под видом торговца мороженым занес бомбу в поезд. Однако Кони опроверг все домыслы. Принципиальный криминалист пришел к заключению о "преступном неисполнении всеми своего долга". Кони замахнулся на высших лиц: он считал необходимым отдать под суд членов правления Курско-Харьковско-Азовской железной дороги за хищения, а также за доведение дороги до опасного состояния.

Все дело было в том, что императорская свита была многочисленная, все важные персоны хотели ехать с удобствами и требовали себе отдельное купе, а то и вагон. В результате царский поезд становился все длиннее. Весил он до 30 тысяч пудов, растягивался на 302 метра и более чем вдвое превосходил длину и тяжесть обычного пассажирского поезда, приближаясь по весу к товарному составу из 28 груженых вагонов. По мнению экспертов, крушение произошло как раз потому, что раскачавшийся паровоз порвал пути и сошел с рельсов.

Надо сказать, что в таком виде императорский поезд ездил лет десять. Имевшие к нему отношение железнодорожники, да и сам министр путей сообщения, знали, что это технически недопустимо и опасно, но не считали возможным вмешиваться в важные расклады придворного ведомства. Неразбериха, в сущности, происходила по вине министра путей сообщения адмирала Константина Посьета. К тому же его вагон был с неисправными тормозами!

Посьет через месяц после крушения был смещен с министерского поста, но назначен в Государственный совет с приличной пенсией. Его жалели. Все сходились во мнении, что бесчеловечно было бы публично объявить его виновным. Александр III своей волей полностью прекратил дело о крушении.

Дело игуменьи Митрофании
Из воспоминаний Анатолия Кони

В конце января или в самом начале февраля 1873 года петербургский купец Лебедев лично принес мне как прокурору петербургского окружного суда жалобу на пользовавшуюся большой известностью в Петербурге и Москве игуменью Владычне-Покровского монастыря в Серпухове Митрофанию, обвиняя ее в подлоге векселей от его имени на сумму 22 000 рублей.

Когда наступило жаркое лето 1873 года, Митрофания стала чувствовать себя очень дурно в душной гостинице в одном из самых оживленных и шумных мест Петербурга. Повторение ее допроса предвиделось не очень скоро, и я, по соглашению со следователем, решился удовлетворить ее просьбу и отпустить ее на богомолье в Тихвин, а затем, если позволит время и ход следствия, то и на Валаам. Поездка в Тихвин значительно укрепила ее и вызвала с ее стороны в письме ко мне выражение неподдельной признательности за "утешение в горьком положении"... В посмертных ее записках, напечатанных в "Русской старине" в 1902 году, она тепло вспоминает о нашем отношении к ней и наивно отмечает, что молилась в Тихвине, между прочим, и за раба божия Анатолия... В конце января или в самом начале февраля 1873 года петербургский купец Лебедев лично принес мне как прокурору петербургского окружного суда жалобу на пользовавшуюся большой известностью в Петербурге и Москве игуменью Владычне-Покровского монастыря в Серпухове Митрофанию, обвиняя ее в подлоге векселей от его имени на сумму 22 000 рублей.

Казалось бы, дочь наместника Кавказа, фрейлина высочайшего двора, баронесса Прасковья Григорьевна Розен, в монашестве Митрофания, стоя во главе различных духовных и благотворительных учреждений, имея связи на самых вершинах русского общества, проживая во время частных приездов своих в Петербург в Николаевском дворце и появляясь на улицах в карете с красным придворным лакеем, по-видимому, могла стоять вне подозрения в совершении подлога векселей. Но доводы купца Лебедева были настолько убедительны, что я немедленно дал предложение судебному следователю Русинову о начатии следствия. Произведенная им экспертиза наглядно доказала преступное происхождение векселей, и, по соглашению со мною, он постановил привлечь игуменью Митрофанию в качестве обвиняемой и выписать ее для допросов в Петербург...

Вызванная из Москвы Митрофания остановилась в гостинице "Москва" на углу Невского и Владимирской... наружность Митрофании была, если можно так выразиться, совершенно ординарной. Ни ее высокая и грузная фигура, ни крупные черты ее лица с пухлыми щеками, обрамленными монашеским убором, не представляли ничего останавливающего на себе внимания; но в серо-голубых на выкате глазах ее под сдвинутыми бровями светились большой ум и решительность...

Подлог векселей Лебедева был, в сущности, преступлением довольно заурядным по обстановке и по свидетельским показаниям разных темных личностей, выставленных Митрофанией в свое оправдание, а троекратная экспертиза установила с несомненностью не только то, что текст векселей писан ею, но и что самая подпись Лебедева на векселях и вексельных бланках подделана, притом довольно неискусно, самой Митрофанией, не сумевшей при этом скрыть некоторые характерные особенности своего почерка. Но личность игуменьи Митрофании была совсем незаурядная. Это была женщина обширного ума, чисто мужского и делового склада, во многих отношениях шедшего вразрез с традиционными и рутинными взглядами, господствовавшими в той среде, в узких рамках которой ей приходилось вращаться...

Самые ее преступления - мошенническое присвоение денег и вещей Медынцевой, подлог завещания богатого скопца Солодовникова и векселей Лебедева, несмотря на всю предосудительность ее образа действий, не содержали, однако, в себе элементов личной корысти, а являлись результатом страстного и неразборчивого на средства желания ее поддержать, укрепить и расширить созданную ею трудовую религиозную общину и не дать ей обратиться в праздную и тунеядную обитель. Мастерские - ремесленные и художественные, разведение шелковичных червей, приют для сирот, школа и больница для приходящих, устроенные настоятельницей Серпуховской Владычне-Покровской общины, были в то время отрадным нововведением в область черствого и бесцельного аскетизма "христовых невест". Но все это было заведено на слишком широкую ногу и требовало огромных средств.

Не стеснявшаяся в способах приобретения этих средств, игуменья Митрофания усматривала их источники в самых разнообразных предприятиях: в устройстве на землях монастыря заводов "гидравлической извести" и мыльного, в домогательстве о получении железнодорожной концессии на ветвь от Курской дороги к монастырю, в хлопотах об открытии в монастыре мощей новуго святого угодника Варлаама и т.д. Когда из всего этого ничего не вышло, Митрофания обратилась к личной благотворительности. Ее связи в Петербурге, ее близость с высшими сферами и возможность щедрой раздачи наград благотворителям помогли ей вызвать обильный приток пожертвований со стороны богатых честолюбцев... Когда источники, питавшие такую благотворительность, были исчерпаны, приток пожертвований стал быстро ослабевать. С оскудением средств должны были рушиться дорогие Митрофании учреждения, те ее детища, благодаря которым Серпуховская обитель являлась деятельной и жизненной ячейкой в круговороте духовной и экономической жизни окружающего населения. С упадком обители, конечно, бледнела и роль необычной и занимающей особо влиятельное положение настоятельницы. Со всем этим не могла помириться гордая и творческая душа Митрофании, и последняя пошла на преступления...

Подлежавшая по постановлению московского следователя содержанию под стражей, Митрофания была перевезена в Москву, где, если верить ее, вероятно, преувеличенному заявлению на суде, ни сану, ни полу, ни возрасту ее не было оказано уважения и законного снисхождения... Еще находясь в Петербурге, оставленная всеми, кто не был заинтересован лично в ее оправдании как спасении от своей собственной ответственности, она смутно предчувствовала и новые грозящие ей обвинения в многодневном судебном заседании, и отказ лучших сил адвокатуры от ее защиты, и жестокое любопытство публики, и травлю со стороны мелкой прессы, и коварные вопросы на суде, имевшие целью заставить ее проговориться и самой дать против себя оружие...

Все это, вместе взятое, в связи с изнурительным опуханием ног отражалось на нравственном состоянии Митрофании во время нахождения ее в Петербурге и побуждало следователя Русинова - человека, который умел соединять с энергичной деятельностью сердечную доброту, - по возможности избегать вызовов обвиняемой в камеры судебных следователей Петербурга, где ее появление, конечно, возбуждало бы усиленное и жадное внимание толпящейся в обширной приемной публики...

Когда наступило жаркое лето 1873 года, Митрофания стала чувствовать себя очень дурно в душной гостинице в одном из самых оживленных и шумных мест Петербурга. Повторение ее допроса предвиделось не очень скоро, и я, по соглашению со следователем, решился удовлетворить ее просьбу и отпустить ее на богомолье в Тихвин, а затем, если позволит время и ход следствия, то и на Валаам. Поездка в Тихвин значительно укрепила ее и вызвала с ее стороны в письме ко мне выражение неподдельной признательности за "утешение в горьком положении"... В посмертных ее записках, напечатанных в "Русской старине" в 1902 году, она тепло вспоминает о нашем отношении к ней и наивно отмечает, что молилась в Тихвине, между прочим, и за раба божия Анатолия...

http://www.rgz.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=8038&Itemid=72

Художественное сравнение используется не только для краснобайства, а для того, чтобы как-то разъяснить третьей стороне сенсорный опыт, который ранее был ей незнаком, при отсутствии ближайших аналогов для сопоставления.

Если кто-то читал Гаррисона, то помнит, как волосатый первобытный неандерталец-парамутан объяснял такому же первобытному, но трезвому охотнику-кроманьонцу Керрику удовольствия от употребления «огненной воды».

Это так же хорошо, - говорил парамутан, - как есть свежую печенку, лежа на женщине.

Добрый и непосредственный неандерталец просто совместил высшие ценности в его жизни — жрать и трахаться, и таким путем описал чувственный опыт от попойки в хижине холостых охотников. Причем заметьте — он не говорил что ощущения такие же, как есть печенку во время полового акта. Он сказал - «это так же хорошо». «Такие же» и «так же» это разные вещи.

Керрик попробовал выпить из бурдючка, попал в жесткий бодун и сказал «да, это хорошо, но в другой раз лучше давайте печенку и женщину». Он тоже по своей первобытной простоте полагал, что сравнение является прямым. А оказалось что ты внезапно станешь глупым, будешь беспричинно смеяться и петь, а утром у тебя будет головная боль и сушняк.

Потом люди развились от каменного века до космического, и для сравнения начали использовать всякие диаграммы, графики и видеопрезентации, типа «сколько спичечных коробков можно выложить от Земли до Солнца», или «что будет с лошадью от капли никотина».

И здесь надо четко понимать, что сравнения часто бывают развлекательными, и используются ради самих сравнений, а вовсе не для передачи сенсорного опыта. Людям не обязательно знать — сколько спичечных коробок можно впихнуть между звездой и планетой. Просто им настолько нехуй делать, что их это знание развлекает. Точно так же нехуй было делать охотнику Керрику, котрого зима застигла в стойбище парамутанов. А из развлечений до весны оставались только оленья печенка, женщины и настойка на мухоморах.

Но как только зима закончилась, Керрик начал записывать не рецепты самогона, а состав парамутанского яда для охоты на крупных позвоночных. Вот это была уже абсолютно полезная информация, ради обладания которой стоило целую полярную зиму глушить самогон из нержавейки в компании снежных человеков.

В предверии выборов я получаю ценную информацию, что Зеленский не клоун, а артист. Артистами были Рейган, президент Америки, и Шварцнеггер, который хотел, но не смог. Нерон был артистом по призванию, а уж каким артистом был Фьюрер Шикльгрубер, так это вообще песня нибелунгов.

Но тут происходит то же самое искажение передачи чувственного опыта, как в случае сравнения самогона и печенки, хуя и трамвайной ручки, шахмат и преферанса.

Рейган был не просто профсоюзным деятелем и губернатором Калифорнии (о чем уже знают даже дети). Он был одним из скандальнейших губеров Штатов. Еще до того, как он стал президентом, в СССР его представляли как лютейшего мракобеса и некроманта. Без шуток — о нем выпускали книги. Я, например, еще пионером при Джимии Картере знал, что Рейган ненавидит природу — он сказал «кто видел одну секвойю, видел их все» и разрешил рубить реликтовые деревья.

Сенсорный опыт от президента Рейгана был не в том, что он артист. Он был в том, что Рони сказал: «Калифорницы. Вы охуели. Вам дороги в штате нужны или секвойи? Выбирайте что-то одно. Я вам обещал дороги. Выбирайте другого губернатора — и тогда у вас не будет дорог, но будут секвойи. Это ваши секвойи, и ваши дороги. А я просто служу вашим инересам.»

Он не говорил — просите все что хотите, я все пообещаю, главное чтобы вы за меня еще раз проголосовали. Он сказал — я вам все уже пообещал. И я уже делаю

Можете себе представить, какие яйца надо иметь, чтобы подобное сказать в стране, где слова «женщина» и «негр» являются оскорблениями, права индюков защищаются конгрессом, а мужским производным от слова «повариха» чвляется не «повар», а «поварих».

Шварценеггер вовсе не прославился как артист. Арнолик начал сниматься в кино, уже будучи миллионером. После эмиграции из Австрии в качестве культуриста, он занялся строительным бизнесом, и выложил на продажу столько кирпичей, что первый фильм для него не представлял коммерческого интереса. Дальше он снимался потому, что его об этом просили поклонники.

Блистательный Ди Маджио покорил страну не только тем, что был бейсбольным кумиром и мужем Мерилин Монро. Он единственный, кто приехал на ее похороны с искренним горем. Тупая блондинка бросила тупого спортсмена по причине тупости, что может быть красноречивее? Какое художественное сравнение здесь можно употребить? В аспекте тупости — это как есть печенку, лежа на женщине.

Ни умный Артур Миллер, следующий муж Мерилин и обладатель пулитцера, ни вся семейка Кеннеди, которая шпилила ее по очереди, не приехали провести в последний путь тупую блондинку, при помощи спецслужб объевшуюся люминала. «Зачем ты здесь?» - спросили Ди Маджио на похоронах.

Ну как… ну это… ну, в общем… я же обещал, и в горе и в радости, и пока смерть не разлучит нас…

И в этот момент всем в Америке перестало быть смешно. А тот, кто называл Джо Ди Маджио «мускулистым идиотом», вдруг почувствовал себя идиотом без мускулатуры.

Вы же понимаете, он вел себя как мужчина не потому что спортсмен. Наоборот.

Чаплин и Первиэнс, Эдит Пиаф и Марсель Седан. Григорий Сковорода обиделся на хамство магната и ушел прямо из-за стола в ночь босиком, отставив тарелку с угощением. За ним отрядили в погоню надворную сотню, но не догнали. «Мир ловил меня...»

Артисты, скульпторы, философы, художники, музыканты — они не потому попадали в политику, что хорошо рисовали, красиво танцевали или смешно шутили. Просто в определенный момент они проявляли необычные грани души. И «новые лица» приходили в мировую политику не потому что они новые.

Так можно любого прохожего отловить на улице, лицо-то явно новее, чем у заебавших всех политикосов из телевизора.

Но масштаб личностей «артистов-спортсменов» был таков, что неизбежно выталкивал человека в социальное служение, а медийный флер и блестки папарацци были вторичным эффектом.

А выбирать человека из-за вторичного эффекта популярности — это все равно что есть оленью печенку верхом на женщине, а поутру удивляться похмелью. Оно же примерно так, но как-то не эдак.

***

Чтобы закончить эту литературную эпопею, связанную с первобытными охотниками, чемпионами по бейсболу и президентами-голобородьками.

Был такой себе римский император Калигула. Тоже в определенном смысле артист. Исполнял роли он охуительно, и его в итоге зарезали вместе с беременной женой. После спектакля, в результате заговора, организованного Кассием Хереей.

Но проблема была в том, что он назначил своего коня Иницитата сенатором. И коня из сената выгнать было невозможно. Зарезать цезаря — это еще куда ни шло, а вот конь в сенате ничем не провинился, тем более что сами сенаторы его кандидатуру подтвердили.

Шо пишет про это справочник.

« После убийства императора в защиту Инцитата было сказано, что он, в отличие от прочих сенаторов, никого не убил и не дал императору ни одного дурного совета. Сенаторы также столкнулись с проблемой: по римским законам до окончания срока полномочий никого из сената, даже коня, выгнать было нельзя. Тогда император Клавдий нашёл выход: Инцитату урезали жалованье, и он был выведен из состава сената, как непроходящий по финансовому цензу»

Потому что коня они выбрали. Под нажимом или нет, но конь был введен в сенат. И зарезать его было никак нельзя. На неприкосновенности коня в сенате строился Рим. Цезарь - дело житейское. Не один так другой. А вот выбей камень из-под элекции, и тогда возмутится весь SPQR - на чем мы собственно строимся? На каком праве и каком слове? И почему тогда раб не может зарезать хозяина, если ему удастся украть меч? И почему сенаторы, такие борзые без Калигулы, покорно соглашались на коня при деспоте? А почему бы не зарезать тогда и остальных сенаторов? Тем более, что некоторые из них от коней не сильно отличаются?

Вот сейчас к нам заводят коня. Как "новое лицо".

Уже пробовали «красного директора». Уже пробовали «европейского пчеловода». Уже пробовали «нормального пацана в авторитете». Но как только начало что-то более-менее получаться, появилось желание попробовать «новое лицо». Вот сука два срока Кучмы, со всеми его пиздецами и лошадьми в сенате — никто не хотел новых лиц. Но когда агрессор стоит в четырехстах метрах от нашего курятника — внезапно потребовалось «новое лицо», именно сейчас, а не позже или раньше.

В таком случае, если артист неизбежен, я голосую за Динклейджа.

Карлик, инвалид и изгой, он стал всемирно известен благодаря роли Тириона Ланнистера. Тоже киношного политика. Но. Который, в отличие от сферического медийного голобородьки правил без помощи днепровских олигархов и не просил из бюджета на съемки фильмов. Который реализовал себя как в медиа, так и в реально й жизни.

В кино он дрался против своей семьи, сепаратистов, пиратов, драконов, религиозных мракобесов. Лично участвовал в боевых действиях. Любил всю жизнь одну женщину. Никогда не сравнивал свою несчастную родину с проституткой. И однажды добровольно отказался от власти в пользу общего благополучия.

А в реальности он, как минимум, более крутая медийная фигура, чем Зеленский. Его знают монархи и президенты.

Губернатор Шварценеггер — Терминатор. Президент Рейган — номинация на Оскар с «Кингз Роу». Питер Динклейдж — три «Эмми» и «Золотой глобус».

Украина — голобородько, телевидение галасеэвского района, чемпион кавээн. Или не чемпион. Та какая разница.

Знаете шо. Если вы определенно решили выбирать лошадь в сенат, выбирайте хотя бы породистого иноходца, а не фарбованного лошака с кварталов. Если артиста - то Динклейджа, Если драматурга - то Гавела, Если художника... ну, пусть не Гитлера, пусть безумного Диего Риверу. Если писателя - то Хемингуэя. Если продюсера и шоумена - то Трампа. Если олигарха - то Рокфеллера, а не Коломойского. Если жулика - то профессора Мориарти, а не Януковича. Если спортсмена - то Ди Маджио, а не Онопку.

Это было художественное сравнение. Как есть печенку верхом на женщине. Поскольку рациональные доводы вже не работают — приходится объяснять как неандерталец кроманьонцу. Шо "такой же" и "так же" - это разные вещи.

И шо было понятно даже первобытным кроманьонцам.

Не мог сиять, сияя в злате.
Сияют добрые дела!"

Так писал действительный тайный советник, будущий министр юстиции Российской Империи Гаврила Романович Державин.

Некоторые современники считали, что Гаврила Романович несколько недолюбливал сенаторов вообще. Но очень вовремя он скончался, сами знаете в гроб сходя что сделав.

А ему отвечал Алексей Михайлович Жемчужников, с некоторой стороны известный больше нам не как служащий Сената, а как Директор Пробирной Палатки Козьма Прутков:

"Так поиграл в слова Державин,
Негодованием объят.
А мне сдаётся (виноват!),
Что тем Калигула и славен,
Что вздумал лошадь, говорят,
Послать присутствовать в сенат.
Я помню: в юности пленяла
Его ирония меня;
И мысль моя живописала
В стенах священных трибунала,
Среди сановников, коня.
Что ж, разве там он был некстати?
По мне — в парадном чепраке
Зачем не быть коню в сенате,
Когда сидеть бы людям знати
Уместней в конном деннике?
Что ж, разве звук весёлый ржанья
Был для империи вредней
И раболепного молчанья,
И лестью дышащих речей?
Что ж, разве конь красивой мордой
Не затмевал ничтожных лиц
И не срамил осанкой гордой
Людей, привыкших падать ниц?..
Я и теперь того же мненья,
Что вряд ли где встречалось нам
Такое к трусам и к рабам
Великолепное презренье."

Но видели бы они состав нынешнего Сената Российской Федерации! Во подивились бы мальтийский кавалер на пару с помощником статс-секретаря Государственного Совета!!

Среди нынешних наших сенаторов испанский жеребец Инцитат, римский гражданин и сенатор, был бы, похоже, просто образцом ума, благонравия и полезного прочим гражданам законотворчества.

Вот, например, биография из Вики (биографии теперешних читаются с гораздо меньшим интересом, а то и с непочтительным к этим мудрым мужам смехом) этого замечательного жеребца Инцитата:

Император женил Инцитата на кобыле по имени Пенелопа. Первоначальным именем коня было «Порцеллиус» (Поросёнок), но Калигула решил, что это недостаточно красиво, да и лошадь начала выигрывать на скачках , поэтому его перекрестили в Быстроногого.
Выступал в гонках за партию «зелёных» (за которую болел император). Накануне скачек рядом со стойлом Инцитата было запрещено шуметь под страхом смерти, и по этому поводу случались казни.
Сначала Калигула сделал его гражданином Рима, затем сенатором и, наконец, занёс в списки кандидатов на пост консула . Дион Кассий уверяет, что Калигула успел бы сделать коня консулом, если бы не был убит (59. 14). Светоний подтверждает это намерение.
Кроме того, после того, как Калигула объявил себя богом, ему понадобились жрецы. Верховным жрецом для себя он являлся сам, а подчинёнными жрецами стали Клавдий , Цезония , Вителлий , Ганимед, 14 экс-консулов и, разумеется, Инцитат. За должность каждому требовалось заплатить 8 000 000 сестерциев (Калигула искал средства наполнения опустевшей казны). Чтобы конь смог собрать нужные средства, от его имени все лошади Италии были обложены ежегодной данью, в случае неуплаты они отправлялись на живодёрню.
Наконец, он объявил своего коня «воплощением всех богов» и приказал его почитать. К обычной форме государственной присяги добавилось «ради благополучия и удачи Инцитата».
После убийства императора в защиту Инцитата было сказано, что он, в отличие от прочих сенаторов, никого не убил и не дал императору ни одного дурного совета. Сенаторы также столкнулись с проблемой: по римским законам до окончания срока полномочий никого из сената, даже коня, выгнать было нельзя. Тогда император Клавдий нашёл выход: Инцитату урезали жалованье, и он был выведен из состава сената, как непроходящий по финансовому цензу .

А вот последняя инициатива наших членов Совета Федерации, то бишь сенаторов, мудростью и доблестью в силу общего развития человеческой цивилизации, казалось бы, жеребца Инцитата должных превосходить:

В России предложили законодательно снизить минимальный градус водки до 37,5 процента. Поправки вступят в силу с 1 июля 2018 года. Об этом во вторник, 26 декабря, пишет газета «Известия».
Это снимет противоречие между законом и ГОСТом, считают авторы инициативы — члены Совета Федерации. Согласно закону «О госрегулировании производства и оборота этилового спирта», водка — это напиток, который произведен на основе этилового спирта с крепостью 38-56 процентов.
«В описании особых свойств товара с наименованием места происхождения "Русская водка" сказано, что ее нижняя крепость составляет 37,5 процента», — отметил сенатор Сергей Рябухин и подчеркнул, что юридическую коллизию нужно разрешить с учетом этого факта.

Хотелось бы для полноты картины безумного сенаторского наезда на самую святую нашу скрепу привести ещё одну цитату:

Доколе же ты, Катилина, будешь злоупотреблять нашим терпением?

Как долго еще ты, в своем бешенстве, будешь издеваться над нами?

До каких пределов ты будешь кичиться своей дерзостью, не знающей узды?

Марк Туллий Цицерон

Инцитат (быстроногий, борзой) - любимый конь императора Калигулы, назначенный им римским сенатором. Пример своевластия правителя, сумасшедших приказов, которые, тем не менее, приводятся в исполнение.

Современники считали сумасшедшим Калигулу из-за его алчности, из-за убийств ради удовольствия, из-за сожительства с родными сестрами, из-за чрезмерного собственного обожествления, из-за отношения к любимому коню Инцитату.

Калигула так любил своего из Испании, что построил ему конюшню из мрамора с яслями из слоновой кости, золотой поилкой, и дал пурпурные покрывала и жемчужные украшения. Затем он отвёл ему дворец с прислугой и утварью, куда от его имени приглашал и охотно принимал гостей.

Император женил Инцитата на кобыле по имени Пенелопа. Первоначальным именем коня было «Порцеллиус» (Поросёнок), но Калигула решил, что это недостаточно красиво, да и лошадь начала выигрывать на скачках, поэтому его перекрестили в Быстроногого.
Инцитат выступал в гонках за партию «зелёных» (за которую болел император). Накануне скачек рядом со стойлом Инцитата было запрещено шуметь под страхом смерти, и по этому поводу случались казни.


"Лошадь Калигулы", картина Сальвадора Дали.

Сначала Калигула сделал его гражданином Рима, затем сенатором, и наконец занёс в списки кандидатов на пост консула. Дион Кассий уверяет, что Калигула успел бы сделать коня консулом, если бы не был убит (59. 14). Светоний подтверждает это намерение.

Кроме того, после того, как Калигула объявил себя богом, ему понадобились жрецы. Верховным жрецом для себя он являлся сам, а подчинёнными жрецами стали Клавдий, Цезония, Вителлий, Ганимед, 14 экс-консулов и, разумеется, Инцитат. За должность каждому требовалось заплатить 8 000 000 сестерциев (Калигула искал средства наполнения опустевшей казны). Чтобы конь смог собрать нужные средства, от его имени все лошади Италии были обложены ежегодной данью, в случае неуплаты они отправлялись на живодёрню.

Наконец, он объявил своего коня «воплощением всех богов» и приказал его почитать. К обычной форме государственной присяги добавилось «ради благополучия и удачи Инцитата».

После убийства императора в защиту Инцитата было сказано, что он, в отличие от прочих сенаторов, никого не убил и не дал императору ни одного дурного совета. Сенаторы также столкнулись с проблемой: по римским законам до окончания срока полномочий никого из сената, даже коня, выгнать было нельзя. Тогда император Клавдий нашел выход: Инцитату урезали жалованье, и он был выведен из состава сената, как непроходящий по финансовому цензу.

В истории русской литературы известен эпизод, именуемый "дуэль эпиграмм". Этот эпизод связан с назначением знаменитого юриста А. Ф. Кони сенатором (1891). Журналист В. П. Буренин сочинил по этому поводу следующую эпиграмму:

  • В Сенат коня Калигула привёл,
  • Стоит он убранный и в бархате, и в злате.
  • Но я скажу, у нас такой же произвол:
  • В газетах я прочел, что Кони есть в Сенате.
Ответ А. Ф. Кони:
  • Я не люблю таких ироний,
  • Как люди непомерно злы!
  • Ведь то прогресс, что нынче Кони,
  • Где раньше были лишь ослы!

18.06.2015

Редко какое животное может удостоиться чести попасть в историю. Как правило, это любимцы великих людей, имена которых не подвластны тлену. Ярким представителем мира животных, получившим всемирную славу благодаря своему хозяину, был Инцитат - конь римского императора Калигулы. Правивший в Риме с 36 по 41года н.э., Гай Цезарь Август Германик был жестоким правителем, утопившем Рим в крови и пороке. Воспалённое сознание императора видело врагов в каждой тени, в каждом человеке. За всю свою недолгую жизнь, он искренне любил только сестру и своего коня.

Дар Судьбы

Прибывший во дворец, испанский жеребец светло-серой масти носил смешное имя Процеллиус (Поросёнок). Четвероногий красавец не раз был победителем на скачках и получил от Калигулы новое имя - Инцитат, что в переводе с латинского означает «Быстроногий». Сумасшедший правитель просто влюбился в своего коня. Для начала, он сделал Инцитата гражданином Рима, потом сенатором и даже кандидатом в консулы. Провозгласив себя богом, Калигула сделал скакуна своим жрецом, продолжая осыпать его почестями и драгоценными подарками. Для коня был выстроен мраморный дворец, пил он только из золотого ведра, а еду коню насыпали в кормушку, сделанную из драгоценной слоновой кости. Чтобы сделать своего любимца еще счастливее, император официально женил его на кобыле Пенелопе.

Из сохранившихся исторических документов известно, что Калигула верхом на своём жеребце заходил в зал сената и в трапезную. Здесь коню подавали великолепные блюда, наливали хмельной напиток.

Своих подданных правитель заставлял провозглашать тосты «за здоровье Инцитата!», а рабынь и даже свою жену заставлял танцевать перед ним.

Нездоровая любовь к коню отразилась и на финансовом благополучии римлян. Сделав животное своим жрецом, он назначил жалование в размере 8 миллионов сестерциев, что являлось непомерно огромными деньгами в то время. Чтобы собрать эту сумму, был отдан приказ обложить данью всех лошадей империи. Если хозяин лошади не мог заплатить оброк, животное забиралось на живодёрню.

Смертная казнь предстояла тому, кто нарушит покой Инцитата перед спортивными состязаниями. Запрещено было шуметь или разговаривать в окрестностях владений великого коня.

Жизнь после смерти

После убийства Калигулы, Инцитат всё еще оставался сенатором Римской империи, так как согласно Закону, члены Сената не исключались до конца срока правления. Он продолжал «служить народу Римской империи», но уже лишившись почестей и проживая в обычной конюшне с обычной едой. Правда, было принято решение не разлучать его с кобылой Пенелопой, так как это казалось чрезмерной жестокостью. Вывести из состава Сената хитростью удалось императору Клавдию. Он урезал выплаты коню, а став «бедным», Инцитат уже не мог оставаться сенатором. Клавдий же заметил, что, занимая столь высокий пост, Инцитат ни разу не дал плохого совета императору, никого не убил и не начал ни одной войны.

В современном мире имя знаменитого коня не утратило своей славы. Только теперь так называют не благородных скакунов, а нерадивых чиновников, тем самым показывая, что они соответствуют своей должности, как Инцитат конь – жрец в составе Сената.